— Тащим! —тут же откликнулся мичман, и меня потянули за шланг-сигнал.
Утопленник покорно и даже с какой-то нежной уступчивостью последовал за мной. Я не чувствовал его тяжести. Мертвый груз я ощутил, когда всплыл на поверхность и стал выталкивать утопленника из воды. Два матроса с миноносца с напряженным и брезгливым выражением приняли его у меня и вытянули на палубу катера. И только тогда я облегченно вздохнул и почувствовал, что совершенно мокр, как после кошмарного сна.
На трап еле поднялся. Правая нога мучительно ныла, казалось, что она распухла. Пока возился с мертвецом, я забыл про нее, а теперь не мог шевельнуть. Когда сняли шлем и разгоряченную потную голову опахнуло стылым воздухом, мичман, внимательно и сочувственно глядя на меня и вкладывая в слова какой-то иной смысл, усмехнулся:
— Вот и все, а ты боялась. Раздевайся! Я вдруг вспомнил:
— Там, кажется, бомба.
— Где? — побледнел мичман, и взгляд его заострился.
— Возле причала. Зацепился за нее шлангом,— пояснил я.
— Ты что-о| — яростно выдохнул мичман.— От рождения чокнутый или только прикидываешься! Почему молчал? «Зацепился»! А если б рванула?!
Когда я рассказал о бомбе все, что знал, мичман приказал:
— Стой тут!
И побежал на причал.
Я стоял на трапе, и холодный воздух знобил потную голову, нестерпимо ныла правая нога, хотелось немедленно сбросить галошу и освободиться от боли, но я стеснялся признаться в этом.
— Большая, нет? — спрашивали меня.
— Вроде большая.
Я никогда не видел вблизи авиабомбы и потому не знал, какие они бывают, а в воде все предметы кажутся больше.
— Вчерашняя,— уверенно сказал кто-то.— Не взорвалась, подлюга! Пятьсоткилограммовыми кидался фриц.
— Такая шарахнет — половину причала снесет, корабли потопит.
Водолазы обсуждали новость, которую я им принес, а меня занимала одна мысль — поскорей бы развязали плетенку галоши и освободили ногу: еще немного, и я закричу от боли. Куда это мичман убежал? Долго мне тут стоять?
— На, курни,— предложил водолаз.
Я отказался. Я еще не курил тогда.
Быстрым шагом вернулся мичман, простукал кирза-чами по деревянной сходне с причала на катер.
— Иди, осмотри и доложи — как лежит и где!—приказал он и заглянул мне в глаза: — Не боишься?
Странно, но бомба меня не пугала. Я смотрел, как матросы тяжело поднимали уже завернутого в брезент утопленника на причал.
Мичман тоже проводил взглядом труп:
—Подарочки сегодня. Один за другим. Веселый день.— И снова испытующе спросил: — Не померещилось тебе там? Бомба?
— Не-е,— протянул я неуверенно.
— Иди!—повторил мичман.— И доложи: «не-е» или «да».
Я уже и сам сомневался. Кто ее знает, может, «не-е», а может, и «да».
— В три глаза смотри! — наставлял мичман.— Не задень! Ну давай! Ни пуха тебе...
— Спасибо,—вежливо ответил я.
— К черту! К черту пошли меня! — вдруг заорал мичман.— Интеллигенцию тут разводит!
Послать командира к черту я не мог. Мне было семнадцать, и я был салажонком.
Я долго искал ее, она куда-то запропастилась. То торчала на пути, а то вдруг исчезла, и я уже не знал: видел ее или и впрямь померещилась.
— Ну как? — нетерпеливо допытывался мичман.
— Не вижу.
—Ищи! — жестко приказал мичман.— Раз поднял панику — ищи и найди!
А я не мог ходить, готов был кричать от боли в ноге, тащил ее за собой как тяжелое бревно.
Я уже потерял всякую надежду найти бомбу и думал, что зря поднял панику, когда обнаружил, что стою... на ней. У меня похолодело в груди — все же бомба, не игрушка!
Она врезалась в грунт почти вся, только наклонно торчал черный стабилизатор, и я каким-то образом умудрился встать на него.
Осторожно сойдя с бомбы, доложил наверх:
— Есть!
— Есть? — быстро переспросил мичман.— Бомба?
— Бомба.
— Какого типа? Фугасная, осколочная?.. В этом я еще не разбирался.
— Не знаю.
— А-а!..— чертыхнулся мичман.— Ну хоть как она лежит?
— Вся в грунте, хвост торчит,— сказал я, чувствуя вину, что не могу грамотно доложить.
— Та-ак,— мичман помолчал.— Стой на месте. Мы тебе сейчас шкертик подадим со шлюпки. Буй поставишь.
— Ладно.
— Не ладно, а есть! — строго поправил мичман.
— Есть,— повторил я.
— Вот так! Жди. Да не вздумай топтаться! Стой в сторонке.
А я не боялся бомбы. По дурости, конечно. «Она неживая,— думал я,— не полезет обниматься». Я рассматривал стабилизатор бомбы — черная железка, довольно крупная. «Неужели полтонны?» —с легким изумлением думал я. Среди хлама бомба выделялась лишь неестественностью, что ли. Хлам сам по себе, а она сама по себе. Среди хаоса свалки она была телом инородным и лежала вроде бы с каким-то затаенным ожиданием. «Почему она не рванула?»
— Смотри! Спускаем! — предупредил мичман.
Я поднял глаза и увидел, что прямо на меня падает что-то длинное и темное. Это был шкертик с грузиком на конце.
— Накинь там петлю на что-нибудь рядом! — приказал мичман.
Я поймал шкертик и, не придумав ничего лучше, стал набрасывать петлю на хвост бомбы. С третьей или четвертой попытки мне удалось это сделать.
— Накинул! — доложил я.
— Выходи! — приказал мичман.
Я поспешил наверх. Наконец-то снимут галошу и боль в ноге прекратится.
Пока снимали скафандр, я заметил, что корабли отошли и стоят на рейде, только один наш катер торчит у опустевшего причала, а на палубе облачают в скафандр мичмана, и здесь же лежит тяжелая черная и приплюснутая противотанковая мина. Мичман подложит ее под бомбу, выйдет наверх, а сапер крутанет свою адскую машинку на берегу — мина взорвется, бомба сдетонирует.
Все страхи мои были позади, я сушился в кубрике возле горячей печки, приходил в себя от пережитого, растирал опухшую ногу, с облегчением чувствуя, как боль покидает ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130