Коротков Юрий Марксович
Мадемуазель Виктория
Юрий Марксович Коротков
Мадемуазель Виктория
Повесть о девочке, дочери советских специалистов, работающих в Египте. Время действия -- весна и первые дни июня 1967 года, последние мирные дни Европы и начало арабо-израильской войны. Русская школа в Каире, прием в пионеры, пионерский лагерь... -- за всем этим острое чувство Советской Родины. В повести изображена жизнь Египта, искренняя приязнь арабов к советским людям. Первая книга молодого автора.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть первая. СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Утро
Аза и Леми
"Синдбад-мореход"
Школа
Перед лицом далекой Родины
Суп из белых грибов
Когда засмеется Сфинкс?
Веселый город Зу
Пир горой
"Асуанская плотина", "Братья-мусульмане" и бык Коська
Часть вторая. ШЕСТЬ ТРЕВОЖНЫХ ДНЕЙ В ИЮНЕ
Гром среди ясного неба
Через пустыню
В Докки
"Ястребы" над Городом Солнца
Ответ врагам революции
Пока стоит цитадель Саллах ад-Дина
Домой!
Часть первая. СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
УТРО
Просыпается деревня Марфино.
Петух Задира вскочил на забор. Покачиваясь, похлопывая крыльями, утвердился; скосил глаз на краюху солнца над Ученеким лесом, выждал паузу в петушином хоре и заорал, закидывая голову и раздувая грудь радужным пузырем.
Скоро проедет по улице пастух Макеич, соберет стадо. Хозяйки доят коров. Звенят по Марфину тугие струи молока, звенит колодезная цепь, звенят птицы в лесу.
Трава и деревья в росе. Много росы, небо без облачка -- будет хороший день.
Бабушка Софья доит Красотку, разговаривает:
-- Красотушка, красавица, кормилица, дай молочка. Ведерочко по кромочку. Парного с пеночкой...
Вика стоит на крыльце, щурит заспанные глаза на близкое солнце, морщит веселый нос. Выдергивает прут из голика и спускается в щекотную росистую траву. И у нее в ранний час работа: выгонять Красотку в стадо.
Вот уже катит на велосипеде Макеич. К спине его спинкой привязан стул, кнут волочится по траве, сбивая росу.
-- Подъем-побудка! -- кричит Макеич весело. -Пеструхи-Красотухи-Буренки-Голубки-и-и! Собирается стадо. Впереди черный бык Коська с железным кольцом в носу: волочит кольцо по земле, собирает большими мокрыми ноздрями ночные запахи.
Бабушка Софья уносит в дом пенистое, густое молоко. Красотка сама выходит из стойла, идет знакомой дорогой к калитке. Вика вприпрыжку бежит сзади, размахивая прутом, опасливо покрикивает, подражая бабушке:
-- Пошла, кормилица, пошла, родимая!
По другую сторону улицы Вовка, всклокоченный со сна, выталкивает костлявую Ночку.
Макеич, не слезая с велосипеда, опирается на Викин забор:
Здравствуй, Вика-чечевика-люцерна-клевер.
Здравствуйте, дядя Макеич, -- отвечает Вика и ждет: сейчас пастух закурит мятую папиросу, взглянет в небо и будет рассуждать про жизнь.
Макеич пыхает горьким голубым дымком, кашляет, разгоняет дым ладонью.
-- Читал я где-то в умных книгах, слышь, в древней стране Египтии, значит, корова священной животиной почиталась. Не просто тебе тварь двурогая, бессловесная, а богиня! Не дураки, значит, в Египтии жили, понимали, что куда. Слышь, богиня! Радость и счастие дарует человеку буренка... Так вот, клевер-люцерна!..
Проходят марфинские "богини", раскачивая легким выменем, уезжает следом Макеич со стулом на спине. Остается над улицей сладкий запах парного молока, остаются копытца в земле, вода в копытцах и синие кругляшки неба в воде.
Вовка опирается на калитку, смотрит на Вику, ковыряет свежие царапина на руках.
Слышь, Заяц, айда ввечеру на Учу!
А у меня папа вечером приезжает! -- кричит Вика черезулицу.
А и не очень-то хотелось, -- равнодушно отвечает Вовка, но не уходит. -- А Борька опять яблоки таскает...
Вика смотрит вдоль улицы. Под яблоней у колодца стоит порожняя двуколка, задрав кверху оглобли. Борька, козленок, пятится от нее, разбегается, стуча копытцами, бежит по оглобле, хватает зубами зеленое яблоко. Двуколка мягко опускает его на землю и опять зарывается оглоблями в листву.
Борька громко хрустит яблоком, блаженно моргает белыми ресницами, трясет редкой бороденкой, в которой застряли яб-лочные крошки. Оглядывается на ребят, подмигивает и вдруг затягивает дребезжащим голоском: "Алла-алла-алла!"
-- Алла-алла-алла! -- кричит муэдзин с минарета.
Вика приоткрывает один глаз и тут же крепко-крепко зажмуривается. Но уже нет подмосковной деревни Марфино. В зажмуренных глазах разбегаются огненные круги африканского солнца. Заунывно кричит муэдзин в Замалеке. Просыпается Каир.
Вика нехотя открывает глаза. Солнце пробивается сквозь жалюзи и узкими полосами лежит на полу; на ковре, на подушке. В большой пустынной комнате две кровати -- большая и маленькая, Викина и Мишуткина.
Мишутка спит на боку, сбросив одеяльце. Жарко бурому плюшевому медвежонку в Африке.
Вика соскакивает на пол и выходит на лоджию. Лоджия большая, как комната, только вместо одной стены вьются бугенвиллии. Вика зовет их "календариками": на каждое время года у бугенвиллии разные цветы. Теперь цветы синие -- значит, в Египте весна. -- Алла-алла-алла! -- тянет муэдзин на одной ноте.
Вика будто бы даже видит его на верхушке минарета: желтолицый старичок в чалме, с редкой седой бородкой, кричит, закатывая к небу глаза.
Но никакого муэдзина нет. В мечети магнитофон, а под ку-полом минарета -- громкоговорители.
С берега Нила подает голос старая церковь, гулко ухает колокол. И в церкви нет звонаря: электронные часы включили механизм, и сквозь голос муэдзина прорывается: умм, умм, умм!
Мечеть слева на площади. Минарет над ней легкий, резной, весь просвечивает, -- он будто свит из легкого утреннего воздуха, а камень только для того, чтобы очертить тонкий силуэт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30