И как электричка к перрону, подплывает скамеечка к трапу.
-- Эх, гулять так гулять! Такой день! -- говорит папа. -- Пойдем в "Луна-парк". Что-нибудь да выиграем!
Мама называет "Луна-парк" не иначе как "грабеж средь бела дня". Вика с папой ходят туда по большому секрету. Мама знает, конечно, куда уплывают пиастры и откуда появляются в доме всевозможные безделушки, но виду не подает...
Вика с папой стоят с сачками в руках. В широкой прозрачной чаше без дна кипят белые теннисные шарики с номерами, подпрыгивают, сталкиваются, разлетаются. Вика машет сачком напропалую, но шарики хитрые, выпрыгивают из сетки.
А папа, как на рыбалке на Ученском берегу, потихоньку подводит сачок и резко взмахивает им. Есть!
-- Ну-ка посмотри, что у них там на десятый номер?
На десятый номер -- пластмассовая вазочка с лихими красными лебедями по стенкам. У Вики уже семь таких вазочек дома.
-- Ничего, -- говорит папа, хмыкнув, -- в Москве подаришь...
Во что еще не играли? Папа нерешительно смотрит на вывеску тира, откуда доносятся звонкие шлепки пневматических винтовок.
-- Разве тряхнуть стариной? А, Заяц?
-- Тряхни, пап!
Отец уверенно вскидывает винтовку, пристраивает ее поудобнее к плечу... Носорог летит вверх тормашками. Вика стоит сзади не дыша, болеет за папу... Переворачиваются страусы и крокодилы, падают толстые инглизи.
Хозяин тира поверх очков смотрит на перевернутые мишени.
-- Мистер, -- объясняет он, -- призовая стрельба. Вы должны стрелять, пока не промахнетесь.
Он выкладывает на прилавок пульку... Вспыхивает реклама над фасадом картонного магазина. Другую... Гаснет свеча. Третью...
Больше никто не стреляет. Люди набились в маленький тир, цокают языками и одобрительно кивают после каждого выстрела. Вспотевший хозяин бегает взад и вперед: поднимать мишени и выкладывать пульки. -- Мистер, -- не выдерживает он наконец, -- мистер, хватит, вы меня разорите... Вы американец?
Вика переводит.
-- Нет, русский.
-- О-о, руси! -- араб поднимает кверху большой палец, -- Вторая мировая война?
-- Да. Летчик.
-- Мистер, я был проводником под Эль-Аламейном. В большой победе есть и моя маленькая доля. -- Хозяин тира кивает, поправляет очки и лезет под потолок за главным призом.
Посетители расступаются, пропуская Вику с папой. Вика гордо вышагивает, прижимая к груди тяжелую хрустальную ладью. Она слышит, как сзади почтительно шепчут:
-- Руси... Русский снайпер...
Папа откидывает со лба потные волосы.
-- Ну, не ожидал даже. Да... А это что?
Над прилавком свисает пук разноцветных перепутанных нитей. На прилавке -- жестяные баночки кока-колы и пива, пистолеты-зажигалки и всякая пластмассовая всячина.
-- Как бы это нам с тобой кока-колу вытащить? -- размышляет папа. -Ну-ка, Заяц, попробуй вот эту ниточку. Или нет, наверное, эту... А-а, тяни любую!
Вика дергает голубую нитку, и над прилавком подскакивает все та же вазочка с лебедями. Хозяин аттракциона с улыбкой протягивает ее Вике.
-- Девятая, -- в отчаянии говорит папа. -- Это уже слишком! Рядом молодой светловолосый европеец получает баночку
кока-колы и разочарованно вертит ее в руках.
-- Мистер, чейндж, -- предлагает Вика, протягивая ему злополучных лебедей.
"Чейндж" -- такое же международное слово, как "Зу". "Чейндж" -- значит "обмен".
-- Сенк ю, -- тотчас соглашается тот, и призы переходят из рук в руки.
У европейца симпатичное и будто бы даже знакомое лицо. Он улыбается, улыбается и Вика.
-- Полиш? -- спрашивает она.
-- Но, -- светловолосый европеец указывает пальцем в грудь, -- рашен.
Вика чуть не роняет хрустальную ладью на асфальт.
-- Папа! Пап! Скорее! Сюда!
Услышав русскую речь, "европеец" распахивает глаза.
-- Наши! -- кричит он. -- Наши!
Бежит папа. Бегут к "европейцу" мужчины и женщины.
-- Откуда?
-- Туристы. Из Хабаровска.
-- Из Анадыря.
-- Из Владивостока.
Папа торопливо жмет руки всем сразу.
-- Давно?
-- Две недели.
-- Скоро?
-- Через три дня.
-- Ну... как там?
А как сказать -- как там, на Родине? Как найти несколько слов, чтобы сказать самое главное, самое что ни на есть важное? Как уместить Родину в несколько слов? Говори хоть три часа, и все будет мало, останется еще что-то, что-то очень необходимое, о чем нельзя не сказать...
-- Снег у нас.
-- Реки тронулись.
-- Дожди в Москве.
-- В автобус! В автобус! -- торопит арабчанка-переводчица. И снова папа жмет руки:
-- Привет там передавайте!
Кому привет? И серому апрельскому снегу, и набухшим подо льдом рекам, и дождливому московскому небу...
Папа и Вика смотрят вслед отъезжающему автобусу.
-- Вот так... -- говорит папа. -- Встретились, поговорили... Между прочим, от Москвы до Владивостока вдвое дальше, чем до Каира...
Через три дня дальневосточники сойдут с трапа на бетонное поле Шереметьева. Экспресс помчит их в Москву, и за окном потянутся невесомые березовые рощицы, и поля, и деревеньки, низко нахлобучившие разноцветные крыши.
Вика всхлипывает.
-- Ну, вот еще, -- растерянно говорит папа. -- В такой счастливый день...
-- Домой хочу-у! В Москву-у!! И в Марфино... Чтобы галстук носить. Чтобы дождь был...
-- Целый год молодцом держалась -- и на тебе... Мы же не туристы, Заяц. У нас с тобой работа. -- Папа сам расстроен неожиданной встречей. -- Поехали к маме...
Они идут к автобусу, держа в руках безрадостные призы "Луна-парка".
ПИР ГОРОЙ
Солнце падает за небоскребы Эль-Гузы. В Египте нет вечера, только день и ночь.
Солнце катится по верхушкам эвкалиптов -- это еще день. Солнце валится за горизонт -- это уже ночь. В черном небе вспыхивают звезды и рекламы: разноцветные закорючки, точки, петли. Так малыши рисуют море.
А может, неспроста арабские буквы похожи на волны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30