Когда мы выходили из машины и кто-нибудь при этом обращал на нас внимание, Виппи Берд взмахивала рукой и заявляла: «Только никаких автографов, прошу вас, господа, никаких автографов!»
Но больше всего нам понравилось на студии «Уорнер Бразерс», где мы посетили гримерную Мэй-Анны, а на съемочной площадке нам разрешили даже посидеть на стуле с надписью «МАРИОН СТРИТ «на спинке. Стул был жестковатый, я бы на ее месте предпочла какой-нибудь другой с мягкой набивкой. Потом мы пошли в студийный кафетерий, который все там называли «стойло», а самих братьев Уорнер там называли Синг-Синг, что вы уже знаете. В этом кафетерии мы увидели всех знаменитостей, которые в то время работали на этой студии, и со спины – даже саму Бетт Дэвис, которая была вся в кружевах и бриллиантах, но только бриллианты эти были фальшивые, да притом такие, что только дурак бы этого не заметил. («Эффа Коммандер, одурачить тебя не так уж и сложно», – говорит мне Виппи Берд.)
Все там называли друг друга «дорогая», включая саму Мэй-Анну, и Анна Бейтс, с которой они когда-то жили в одной квартире, но которая так и не стала звездой, подошла и сказала: «Дорогая, я ужасно извиняюсь…», но не сказала за что, а мы не стали об этом спрашивать. Мэй-Анна представила нас как своих лучших подруг. «Как это оригинально!» – сказала Анна Бейтс, видимо, мы ей понравились.
Когда она ушла, Мэй-Анна выразила сомнение в ее искренности и добавила, что искренность в Голливуде такая же редкость, как девственность на Аллее Любви.
Когда к нам подошел Джон Гарфильд, Мэй-Анна представила нас ему и сказала, что мы ее старые друзья из Бьютта. Эта личность никогда нас особо не интересовала, пока он не сказал: «Ах, Бьютт – прекрасный город! И красивые горы вокруг!», после чего, разумеется, навсегда стал нашим любимцем.
Мэй-Анна, однако, быстро о нем забыла и переключила свое внимание на толстяка в красных штанах, пробиравшегося между столами. Когда он поравнялся с нами, Мэй-Анна схватила его за руку:
– Дэвид!
– О, дорогая, привет!
Мэй-Анна вся напряглась, и мы с Виппи Берд заметили, что люди за другими столиками тоже наблюдают за происходящим.
– Знаешь, Дэвид, когда я прочла сценарий «Новичков на войне», то сразу поняла, что роль Эстер написана для меня. Правда-правда, – говорила Мэй-Анна, не выпуская его руки.
Мне, однако, показалось, что он настроен по отношению к ней вовсе не дружелюбно. Взглянув на нее поверх своего внушительного носа, он произнес:
– Прости, милая, но эта роль – для девушки не старше двадцати.
Он высвободил свою руку из рук Мэй-Анны, которая выглядела теперь совершенно уничтоженной. Потом он заметил кудри Виппи Берд и спросил, настоящие ли они.
– А твои? – спросила она, скосив глаза на его лысину.
– Сукин сын, – сказала Мэй-Анна, когда он ушел.
– Набитый дурак, – поддержала Виппи Берд, и после того, как Мэй-Анна объяснила, что это за роль, я спросила ее, почему она не играет женщин своего возраста.
– Сколько ты видела фильмов, где главной героине тридцать один год? – ответила за нее вопросом на вопрос Виппи Берд.
Сидя на краю бассейна и наблюдая, как Мэй-Анна втирает в кожу ног крем от загара, я вспомнила этот разговор и подумала, что, наверно, быть кинозвездой не так уж легко.
В доме зазвонил телефон, и горничная вышла к нам и сообщила, что это звонит агент Мэй-Анны. Она подошла к телефону, и нам с Виппи Берд не оставалось ничего другого, как слушать их разговор.
– Этот сукин сын сказал мне, что я слишком стара для роли! – послышалось из дома. – А двадцать шесть лет – это вовсе не много!
Мы с Виппи Берд переглянулись.
– Скажи ему, что я пою, как птица!
Мы с Виппи Берд снова переглянулись. «Если цыпленок – птица», – пробормотала Виппи Берд.
– Слава богу, что не Уорнеры снимали «Белоснежку», – услышали мы продолжение разговора. – Иначе они бы выбросили меня из состава исполнителей, как перезрелую тыкву. Послушай, я должна получить эту роль, мне необходимо себя показать, потому что они уже заговорили о том, что не будут продлевать мой контракт. Или ты достанешь мне эту роль, или я найду того, кто может это сделать.
– У нее проблемы, – сказала Виппи Берд.
– Оказывается, ее жизнь вовсе не сплошное удовольствие, как мне показалось сначала, – сказал я.
Мы услышали, как Мэй-Анна со стуком повесила трубку. Через минуту она вышла к нам с зажженной сигаретой в руке, стряхивая пепел с купальника.
– Почему бы тебе не бросить все это и не уйти на покой, Мэй-Анна? – спросила я. – Ты уже заработала кучу денег. Ты можешь продать этот дом и поселиться где угодно, хоть в Европе, хоть в Китае, и тебе не надо будет работать. Думаю, у тебя больше денег, чем у самого Франклина Делано Рузвельта.
– Франклину Делано Рузвельту не надо платить за аренду, и зарплату его шоферу платит государство. Иными словами, этот дом не мой, я его арендую, – сказала она. – И я уже задолжала хозяевам за три месяца.
– Почему же ты не выбрала себе жилье по карману? – удивилась Виппи Берд.
– Ха! – воскликнула Мэй-Анна, потушила сигарету об стол и перебросила окурок через статую. Потом она серебряной зажигалкой прикурила другую и глубоко затянулась. – Здесь никто не живет по средствам, здесь все пускают друг другу пыль в глаза. В этом проклятом месте ты должен, ты просто обязан выглядеть преуспевающим, здесь каждый высматривает, нет ли малейших признаков того, что ты покатился под откос.
Длинным красным ногтем мизинца она достала крошку табака, застрявшую между ее фарфоровыми зубами, подошла к краю бассейна и села, опустив ноги в воду.
– Мне самой забавно, – продолжала она, – что сначала, когда я только-только здесь оказалась, меня вовсе не интересовало, какая я актриса, я хотела только денег и известности, и сниматься в кино значило для меня тогда только это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90