Мне до смерти надоел мой домашний зоопарк.
– Но где ваш гениальный муж? Он наверняка захочет пойти с нами…
– Здесь, у тебя за спиной, старый ты провокатор. – Жакоб тепло пожал руку Жаку, самому старому и близкому из своих друзей. – Только тебя нам здесь и не хватало.
– Что ж, я пришел. И сразу же всех вас увожу. И не спорьте, легкомысленнейшая из принцесс. Это приказ. – Он широко улыбнулся Матильде. – Где ваши очаровательные дети?
– Играют в комнате у Катрин, – ответила Сильви как ни в чем не бывало.
– Ладно. Вы трое одевайтесь, а я пойду позову детей.
Вся компания втиснулась в огромный «даймлер» принцессы, бесшумно покатившийся по бульвару Сен-Жермен. Автомобиль пересек каменно-серые воды Сены по мосту Сен-Мишель, оставил слева громаду Нотр-Дама и величественно въехал на площадь Бастилии.
Маленькой Катрин огромная машина, пахнувшая дорогой кожей, ужасно понравилась. Очень интересно было смотреть, как за окном пробегают парижские улицы. Еще приятней было сидеть на папином колене. Катрин прижалась к Жакобу. День выдался трудный, но счастливый. Рядом сидели и папа, и Лео, и Фиалка, и принцесса Мэт, а дома ждали чудесные подарки.
Им предстояло восхитительное приключение. Машина плавно остановилась, и дальше все пошли пешком. Катрин шла между отцом и Лео, которые держали ее за руки. С таким эскортом девочка чувствовала себя в полной безопасности, хотя со всех сторон бушевала огромная людская толпа. Катрин повсюду видела шагающие ноги и больше ничего. Тогда она требовательно дернула отца за руку, и он посадил ее к себе на плечи. Теперь Катрин видела уже не ноги, а головы – сотни, тысячи беспокойно колышущихся голов. Вдали возвышалась трибуна, грохотал зычный мужской голос, который, казалось, доносился сразу отовсюду.
– Французы! – кричал мужчина. Потом следовали какие-то другие слова, но их смысла Катрин не поняла.
К мужчине подбежали, вырвали у него микрофон, вокруг трибуны замелькали полицейские мундиры. Потом звонкий женский голос вдруг запел: «Вперед, сыны отчизны!» Эту песню Катрин знала, она называлась «Марсельеза». Мама, оказывается, тоже знала эту песню – Катрин услышала, как Сильви поет. Когда мама пела и играла на рояле, это было чудеснее всего на свете. Ах, если бы мама только пела и больше ничего-ничего не делала… Как это было бы замечательно!
Девочку подхватил дядя Жак и пересадил к себе на плечи. Волосы у него были светлые, как у мамы. Сама Катрин родилась темноволосой, в папу, и в глубине души была этим очень довольна. Правда, у Лео светлые волосы… Кстати, где он?
– Лео! – крикнула она.
Дядя Жак услышал ее и показал, где стоит Лео. Тут толпа вдруг заколыхалась, все начали толкаться, дядю Жака с Катрин оттеснили от остальных, девочка их больше не видела. Интересно, будет мама плакать и скучать, если Катрин потеряется?
Но нет, она не потерялась – вон и машина принцессы. Остальные уже там – все, кроме папочки. Где он? Катрин спустилась на землю и схватила Лео за руку. Вокруг суетилось множество ног, но папиных видно не было. Катрин испугалась. Как она будет жить без папы?
– Папа, папочка! – закричала она.
Когда Жакоб возник из толпы, девочка крепко схватила его за руку.
Длинный автомобиль не спеша тронулся с места, а Катрин все еще прижималась к отцу. Слава Богу, все опять вместе. Девочка успокоенно вздохнула. Ее клонило в сон, а ведь надо еще показать Казу все замечательные подарки, которые она сегодня получила.
Внезапно колена Катрин коснулось что-то острое. Девочка увидела, что на руке матери блестит знакомое кольцо.
– Мамочка, ты нашла кольцо!
Бриллианты вспыхивали ослепительными искорками, оттеняя сияние большого изумруда.
– Как я рада, – сказала Катрин.
Теперь мама не будет говорить, что кольцо взяла она. Какое счастье!
– Да, маленькая воровка. Я нашла кольцо, хоть ты его и спрятала, – прошипела мать, еще сильнее вдавив кольцо в колено маленькой дочери.
Катрин дернулась и еле сдержала стон, рвавшийся с губ.

Часть вторая
2
Есть браки, порождаемые жизнью, и есть браки, порождаемые идеями. Прошло много лет, прежде чем Жакоб Жардин понял, что его семейный союз следует отнести ко второй категории. Подобно мадам Бовари, начитавшейся дешевых романов о любви простых девушек и богатых аристократов, Жакоб пал жертвой идей и образа мыслей, связанных с сюрреализмом. Именно этим влиянием, очевидно, и следует объяснить его увлечение Сильви Ковальской.
Что бы там ни писали в своих мемуарах художники и писатели, Франция тридцатых годов все еще оставалась обществом глубоко традиционным. Семья считалась священной ячейкой, родители, в особенности отцы, обладали непререкаемым авторитетом, дети обязаны были слушаться их беспрекословно. Девушки из «хороших семей» должны были выходить замуж «неоскверненными». Вот почему дело Виолетты Нозье, поразившее воображение французов осенью 1933 года, стало для многих настоящим шоком.
Вечером двадцать первого августа Виолетта Нозье, восемнадцатилетняя дочь железнодорожного служащего, отравила своих родителей ядом собственного изготовления. Ее отец, Батист Нозье, умер в тот же день; мать, Жермен Нозье, подозревавшая о намерениях дочери, выпила лишь часть отравы и осталась в живых. Как выяснилось впоследствии, Виолетта в течение долгого времени вела двойную жизнь. Дома она изображала из себя послушную, старательную и благонравную девицу. Однако, когда у Виолетты выдавалось свободное время, она накладывала на лицо толстый слой косметики, одевалась в вызывающие наряды и отправлялась гулять по Латинскому кварталу, подцепляя случайных любовников с легкостью профессиональной куртизанки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111