Сильви не обращала на это внимания. Однажды она взглянула на него рассеянными глазами и небрежно чмокнула в щеку. Жакоб ответил на поцелуй и почувствовал слабый огонек страсти, разгорающийся в Сильви. Он сделал все, чтобы разжечь из этого огонька костер. Они исступленно занимались любовью, но в самый разгар страстных объятий Сильви вдруг оттолкнула его и высвободилась. Сам не свой от бешенства, Жакоб сел в автомобиль и на сумасшедшей скорости помчался в Париж. Впервые в жизни он нашел утешение в объятиях проститутки на улице Сен-Дени.
И все же в эти дни мысли Жакоба были заняты не семейными неурядицами, а мировыми проблемами. Британский премьер-министр Чемберлен и французский премьер-министр Даладье были довольны подписанным в октябре 1938 года Мюнхенским договором с Гитлером, практически подарившим Германии Чехословакию. Но теперь, год спустя, разглагольствования Чемберлена о «вечном мире» казались пустой болтовней. Впрочем, Жакоб не верил им и тогда, после Мюнхена. Европейские державы позволяли себя дурачить, делали вид, что никакой угрозы не существует. Жакоб знал – война во имя нацистского «нового порядка» неизбежна.
Париж был переполнен беженцами из Германии, Австрии и Чехословакии. Жакоб слушал их рассказы о концентрационных лагерях, о звериной жестокости с плохо скрываемой яростью. Он чувствовал, что европейская цивилизация приближается к гибели. В этой ситуации доктор Жардин мало что мог сделать. Он находил для эмигрантов работу и жилище, доставал деньги, помогал получить визы и официальные бумаги.
Летом 19З9 года клиника для рабочих, которую Жардин-старший построил на окраине Марселя, превратилась в убежище для врачей-эмигрантов.
– Кто бы мог подумать, – иронически вздыхал Жардин-отец. – На склоне лет я должен окружать себя теми самыми психоаналитиками, с которыми всю жизнь боролся!
Жакоб любовно хлопал отца по плечу. Он часто приезжал сюда вместе с Сильви и Лео. Семья подолгу жила в отцовском доме, который стоял над городом, на поросшем соснами холме.
– Ничего, мы еще перетащим тебя на свою сторону, – говорил Жакоб.
Старый доктор Жардин морщился, глядя вдаль – на синий простор Средиземного моря.
– Ни за что на свете!
И тем не менее он не только дал работу в клинике врачам-эмигрантам, но и поселил некоторых из них в своем просторном доме. Лео рос среди иностранных детишек и первые свои слова произнес по-немецки. Мать Жакоба была занята устройством разросшегося домашнего хозяйства. Несмотря на возраст, ее лицо сохранило фарфоровую тонкость черт, хотя с каждым днем черты эти все больше и больше омрачались беспокойством.
– Твой отец нездоров, Жакоб. Он слишком много работает. Я хочу, чтобы на следующей неделе мы уехали в Португалию. Поговори с ним. Я была бы рада, если бы вы тоже поехали с нами.
– Хорошо, мама, поговорю. – Жакоб впервые заметил, как она постарела, какой стала хрупкой. Он обнял ее. – Я так благодарен вам обоим за то, что вы помогаете этим людям.
Мадам Жардин пожала плечами:
– В эти тяжелые времена все должны помогать друг другу.
С тех пор, как Жакоб женился на Сильви, католическая совесть госпожи Жардин успокоилась – между сыном и матерью восстановилось былое взаимопонимание. Религиозные убеждения мадам Жардин нашли выражение в практической благотворительной работе, что, в общем, совпадало с направлением деятельности Жардина-старшего. Мать Жакоба стала активной деятельницей общественной организации «Социальная помощь». Она читала христианско-демократическую прессу, открыла двери своего дома для беженцев Востока; и делала все это не ради мужа и сына, а следуя собственным религиозным воззрениям.
Мадам Жардин очень скучала по своей дочери Николетт и внукам, которые в начале года переехали в Португалию – этого потребовала работа зятя. Доктор Жардин и его супруга давно обещали, что летом приедут к Николетт. Госпожа Жардин надеялась, что сумеет уговорить и остальных своих детей провести лето в Португалии – ведь семья уже столько лет не собиралась в полном составе. Младший сын, Марсель, охотно согласился и уже находился в Альгарве. Давно пора было и старикам отправляться в Португалию, но доктор Жардин все тянул время и откладывал отъезд.
– Жакоб, пожалуйста, поговори с отцом, – вновь и вновь просила мать. И Жакоб выполнил ее просьбу.
В пятницу, рано утром, он отвез родителей на марсельский вокзал. За ними следовала еще одна машина с багажом. Всю дорогу старый врач инструктировал сына, как вести дела в клинике. Лишь на перроне, среди шумной толпы, старик был вынужден покончить с наставлениями. Жакоб усадил родителей в купе, поцеловал мать, пожал руку отцу и вдруг содрогнулся от неожиданного предчувствия.
– Ни о чем не беспокойтесь, – сказал он, сам не веря своим словам.
Они с отцом посмотрели друг другу в глаза, и старик притянул сына к себе.
– Я знаю, что на тебя можно положиться. – Он стиснул Жакобу плечи. – Да, совсем забыл. Смотри, что я нашел в библиотеке.
Он порылся в кармане и достал оттуда маленький потрепанный блокнот.
Жакоб открыл его и увидел детские рисунки – птицы, перья, развернутые крылья. Это рисовал он сам в детстве, когда интересовался полетом. Тут же были и более сложные схемы, сделанные рукой отца.
– Спасибо, – его голос дрогнул.
Стоя на перроне, он махал родителям рукой. Поезд дернулся, тронул с места.
– Если не сможешь приехать сам, отправь хотя бы Сильви и Лео, – крикнула мать.
Но у Сильви были свои планы – она по-прежнему мечтала вернуться в страну своего детства. Всё было расписано заранее: Каролин и няня едут с ними;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111