Это только задержало бы его уход. Она услышала, как закрылась дверь ванной. Если поспешить, удастся выдворить парня прежде, чем Сара его увидит.
– Ты не хотела бы еще как-нибудь встретиться? – спросил Стив, пытаясь застегнуть брючную «молнию» под пузом.
– А? Что? Конечно, – удивленно ответила Мэгги, прячась от его взгляда под пуховым одеялом, а про себя подумала: «Ни за что в жизни».
– Та работа, о которой я говорил. Я серьезно. Конечно, если ты заинтересуешься, придется переехать.
– Куда?
Работа! Мэгги ушам своим не верила.
– Ну, в Борнмут, конечно. Ты вряд ли сможешь работать в «Борнмут Клэрион», если будешь жить здесь.
Мэгги втянула голову в плечи. Второсортная газетенка за ее второсортное тело. Она провела рукой по бедру. Целлюлит. Вероятно, таков текущий обменный курс.
– Конечно. Когда я могу начать?
– Как только пожелаешь. У меня там милая квартирка с окнами на набережную, – сказал Стив, садясь на кровать и натягивая туфли, затем попытался поцеловать Мэгги, но она отстранилась. – Не хочешь проводить меня?
Мэгги дотянулась до халата и надела его под одеялом, потом встала и проводила его к парадной двери.
– Между прочим, Стив, – заметила она, когда он уже вышел на лестничную площадку, – меня зовут Мэгги.
– Кто это был? – спросила появившаяся из ванной Сара, завернутая в полотенце.
– Он предложил мне работу, – затараторила Мэгги, но под сочувственным взглядом Сары ее оживление моментально испарилось. – Мне плевать, что ты думаешь. Я соглашаюсь.
Мэгги промчалась в свою комнату и заперла дверь.
Зацепившись за лямку бюстгальтера, почему-то придавленного ножкой кровати, Мэгги громко выругалась и распахнула бельевой ящик. Нетерпеливо переворошив белье, она выдернула ящик из комода и вывернула все его содержимое на пол. На кучку белья выпала большущая плитка шоколада, Мэгги поспешно схватила ее и сорвала обертку. Уже вонзившись зубами в шоколад, она увидела свое отражение в зеркале. Такое впечатление, что все кровеносные сосуды в глазах вспухли и вот-вот лопнут. Ее лицо было круглым и в лучшие времена, а большое количество алкоголя в последние дни не улучшило картину. Мэгги ущипнула дряблую кожу на шее и поморщилась.
– Настоящая свинья, – сказала она, заметив большой багрово-желтый синяк от засоса.
Сара стукнула в дверь.
– Мэгги, нам надо поговорить.
– Убирайся! – крикнула Мэгги с полным ртом шоколада.
– Пожалуйста. Я хочу вернуться в клуб, но мне надо знать, не возражаешь ли ты.
Мэгги молчала. Сара действительно собирается вернуться в клуб? Как она может так поступить с ней?
Кейти вошла в магазин рабочей одежды, еще не совсем веря в то, что делает покупки для разворота в «Мариэлле». Накануне вечером ей звонила Сара, пожелала удачи и рассказала об отъезде Мэгги из Лондона. Сара думала, что это связано с безобразным инцидентом в клубе, и решила прекратить расследование. Кейти понадобилось добрых полчаса, чтобы переубедить Сару. Она даже предложила вернуться в клуб, но испытала огромное облегчение, когда подруга наконец решила закончить расследование в одиночку. Энтузиазм и энергия Сары, конечно, заразительны, но у Кейти – свои увлечения, а журналистские расследования просто не входят в их число.
– Чем я могу помочь вам? – спросил хозяин лавки, не привыкший к таким экзотическим посетительницам и недоуменно разглядывавший девушку с того момента, как она переступила порог.
– Я хотела бы посмотреть поварские штаны, – сказала Кейти, оглядывая вешалки. Она инстинктивно наклонила голову, но длинная челка не упала, как обычно, на глаза. Челки больше не было. И вообще волос почти совсем не осталось. Утром Кейти, окрыленная возможностью проявить себя в «Мариэлле», схватила ножницы, и в результате на ее голове остался ежик не длиннее полутора сантиметров, который она потом обесцветила пергидролем до абсолютной белизны.
Продавец не скрывал, что считает не совсем приличным для девушки демонстрировать публике столько нижнего белья, но Кейти плевать хотела на его мнение. Ее красная шифоновая блузка, завязанная узлом, оголяла живот и черный кружевной бюстгальтер, а шорты с заниженной талией были так высоко обрезаны на бедрах, что едва не разваливались на части. Но под защитой высоких байкерских сапог с металлическими накладками Кейти ни в коей мере не чувствовала себя уязвимой.
Кейти всегда хотела отличаться от других, выделяться в толпе. В немалой степени из-за того, что покойный отец называл ее Номер Четыре. Отец – ревностный католик, семейный диктатор и биржевой маклер – редко называл своих семерых детей по именам. Для него все они были просто номерами. Когда Кейти исполнилось девять лет, мать в качестве подарка повела дочь на фильм «Звуки музыки». Вернувшись из кинотеатра домой, Кейти заявила отцу, что их семья очень похожа на семейство фон Траппов, где детьми командуют с помощью свистка. Эрик Кларк, сторонник строгой дисциплины, приказал Номеру Четыре вычистить щеточкой для ногтей все паркетные полы в доме с шестью спальнями.
Эрик видел в этом не просто наказание – Номер Четыре должна была усвоить свое место в жизни. Мальчиков в семье Кларков поощряли поступать в университет, затем изучать банковское дело, «карьера» же девочек считалась не более, чем временной затычкой перед их истинным предназначением – исполнением роли жен и матерей, другими словами, перед тяжелой нудной жизнью, подобно той, на которую Эрик Кларк обрек свою жену Глорию и которую она вела тридцать пять лет. Мать и сестры смирились, но Кейти исполнилась решимости сделать все, чтобы отличаться от остальных Кларков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130