– Знаете, Кэрол, – сказал он, – я обнаружил, что в государственной службе есть идеальный выход для той части моей натуры, которая хотела стать солдатом. Корейская война наложила на меня странный отпечаток. Я тогда чуть не погиб, и на поле боя я впервые осознал, что значит отдать себя, себя самого и все, что у меня есть, своей стране. Каким-то образом в тот момент я забыл все свои сомнения, свои тревоги насчет того, чего я хочу от жизни и что вообще я такое. Все сразу стало ясно. Единственное, что имело значение, были мои товарищи и цель, ради которой мы сражались.
Он помолчал, в глазах появилась смутная тревога.
– С того самого момента, – продолжил он, – я чувствовал, что роль солдата – это для меня. Другими словами, я могу так никогда и не узнать ответы на важные вопросы о себе или же о смысле жизни. Но мне бы хотелось своими скромными силами сделать эту страну безопасной, надежной, чтобы мои друзья, моя семья и, я надеюсь, мои дети имели свободное время и расположение духа, чтобы выяснить, что им надо от жизни, чтобы они сделали все великие открытия о себе и о мире, который их окружает, и чтобы наш народ сохранился для будущих поколений.
Заразительная улыбка вновь тронула его губы.
– Мне бы не хотелось злоупотреблять этой метафорой, – сказал он, – но мне нравится политика еще и потому, что все время приходится быть на передовой. В политике надо чего-то добиваться – или ты выигрываешь, или проигрываешь. Это интересная жизнь. Вот этот момент – или все или ничего, особенно когда участвуешь в выборах, привлекает меня и напоминает о том времени, когда я был солдатом. С другой стороны, если в ваших словах о моей неудовлетворенности и есть доля правды, то, может быть, в том, что я вырос, пользуясь всеми благами, которыми страна может наделить одного недостойного индивида. Я всегда чувствую себя немного виноватым. Я знаю, что в глубине души я хочу вернуть все, что могу; как-то отдать свой долг.
Он пожал плечами.
– Я не утверждаю, подобно некоторым, что хорошо изучил себя. Но если сложить все это вместе, Кэрол, возможно, вы получите ответ на вопрос: что у меня за душой?
Время интервью истекло. Кэрол Александер улыбнулась цинично и восхищенно одновременно.
– Благодарю вас за то, что вы уделили нам свое время, мистер Ланкастер, – сказала она. – Желаю удачи на выборах.
– Спасибо, Кэрол. Без удачи мне не обойтись. Интервью закончилось.
Кэрол встала и протянула руку.
– Ну что ж, – деловито сказала она, – еще раз благодарю, Хэл. Вы, как всегда, отвечаете на мои вопросы лучшие всех в городе.
Улыбаясь, Хэл пожал ей руку, ощутив странным образом напряженность в ее сильных пальцах. Он чувствовал большое облегчение. Несмотря на молодость, Кэрол не уступала самым напористым своим коллегам. Он был рад, что интервью закончилось. Но до тех пор, пока он не увидит его на экране, он не мог быть спокоен. Он не знал, как в результате редактирования он будет выглядеть перед телезрителями.
– Вы были великолепны, как всегда, – поздравил он ее. – Но должен признаться, что я рад выпроводить вас отсюда. Я всегда чувствую себя лучше, когда вы прячете свою саблю в ножны.
Она бросила на него быстрый взгляд, значение которого он не мог постичь.
– Все только с самыми лучшими намерениями, – сказала она.
– Пойдемте, я провожу вас, – он провел ее мимо группы операторов, которые собирали свою аппаратуру, чтобы отправиться обратно на студию, и вместе с ней вышел в коридор.
Они миновали кабинеты седьмого этажа госдепартамента и направились к лифтам, ведущим на автостоянку. Хэл любовался упругой спортивной походкой Кэрол, шедшей рядом с ним. В жизни она была гораздо более привлекательной, чем на экране телевизора, потому что ее несколько скованный телевизионный голос теперь приобрел более мелодичный и дружелюбный тембр.
– Надеюсь, вы не будете возражать, – сказала она, – если мы включим в интервью комментарии заинтересованных наблюдателей?
– Ага, – улыбнулся он. – Кажется, я догадываюсь, что это значит.
– Боюсь, что вы угадали, – сказала она.
Это означало, что она собиралась предоставить возможность Эмори Боузу сорвать свою злобу на Хэла по телевидению. Хэл не мог винить ее за это. Боуз завоевал необыкновенную популярность своими злостными нападками на Хэла. С того самого дня, как Хэл объявил о своем участии в выборах от Демократической партии, Боуз обзывал его коммунистом с партбилетом в кармане в разговоре с каждым, кто желал его слушать.
Нельзя сказать, чтобы Хэл был недоволен этой вендеттой, ибо не только громы и молнии разъяренного Боуза способствовали большей популярности самого Хэла, он также был уверен в своей собственной позиции и своем имидже, который он создавал с помощью таких интервью, которое только что дал Кэрол. Тактика охоты на красных, взятая на вооружение Боузом, была столь неуклюжа, что Хэл чувствовал, что может в итоге использовать ее в своих целях.
– Ну что ж, пусть победит сильнейший, – просто сказал Хэл. – Я только надеюсь, что когда вы будете интервьюировать его, то зададите ему столько же едких вопросов, сколько и мне.
– Это я вам обещаю, – улыбнулась она.
Хэл завоевал ее уважение с тех пор, как он приехал в Вашингтон. Его внешняя привлекательность и семейные связи поначалу настроили ее против него, но, беря у него интервью, она обнаружила, что ничто не могло поколебать его искренность. Странным, непонятным образом Хэл оставался самим собой. Он не был ни марионеткой либералов, ни ставленником Демократической партии. Он шел своим путем, не пользуясь многочисленными связями в вашингтонской иерархии, и напрямую доносил до людей свои взгляды – правда, не без помощи своего личного очарования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137