Смит Адам (1723-1790) — английский экономист, заложивший основы классической политэкономии и первым обратившийся к исследованию экономической истории средневековой Европы.

— Вряд ли им известно, что я умею читать на их языке.Наполеон, наклонившись, облокотился на стол.— Мы уничтожим их, Такумсе, ты и я. Но ты должен привести мне армию.— Мой брат предрек, что у нас будет эта армия еще до конца года.— Пророчество?— Все его пророчества сбываются.— А он не сказал, победим мы или нет?Такумсе усмехнулся:— Он сказал, что ты обретешь славу самого великого европейского генерала за всю историю. А я-буду известен как величайший краснокожий вождь.Наполеон взъерошил волосы и улыбнулся. Теперь он выглядел как настоящий мальчишка. Он умел угрожать, хвалить и преклоняться одновременно.— Ну, это еще неизвестно. Знаешь ли, мертвецов тоже называют великими.— Но люди, проигравшие битву, никогда еще не обретали славу. Их благородством, может быть, мужеством восхищались. Но великими никогда не называли.— Верно, Такумсе, верно. Твой брат, оказывается, провидец. Дельфийский оракул.— Я не знаю этих слов.— Неудивительно, ты ведь дикарь. — Наполеон налил в бокал вина. — Я несколько забылся. Вина?Такумсе покачал головой.— Мальчику, думаю, еще нельзя, — заметил Наполеон.— Ему всего десять лет.— Во Франции это означает, что вино наполовину разбавляется водой. Да, кстати, а что у тебя делает бледнолицый мальчишка? Такумсе, ты что, взялся за похищение детей?— Этот мальчишка, — сказал Такумсе, — нечто большее, чем кажется.— Глядя на его набедренную повязку, этого не скажешь. Он понимает по-французски?— Ни слова, — успокоил Такумсе. — Я пришел, чтобы спросить у тебя… вы дадите нам ружья?— Нет, — сразу ответил Наполеон.— Мы не можем идти против пуль со стрелами, — объяснил Такумсе.— Лафайет запрещает выдавать вам какое-либо огнестрельное оружие. И Париж поддерживает его. Они тебе не доверяют. Боятся, что в один прекрасный день те же самые ружья обратятся против нас.— Какой тогда прок от всей моей армии?Наполеон улыбнулся, сделал глоток из бокала.— Я говорил с некими торговцами из Ирраквы.— Ирраква — это испражнения больного пса, — сказал Такумсе. — Это жестокие, завистливые твари, они были такими до того, как пришел белый человек, а теперь стали еще хуже.— Странно. А англичане, такое впечатление, находят их весьма мирным, добродушным племенем. Лафайет так просто восхищается ими. Но главное здесь не это. Они производят ружья. В больших количествах. Дешево. Это не самые надежные ружья, но во многом они сходны с обычными винтовками. Следовательно, можно сделать так, чтобы пуля лучше подходила под дуло, чтобы цель была вернее. И все равно Ирраква продает свои ружья значительно дешевле.— Ты их купишь нам?— Нет. Ты их сам купишь.— У нас нет денег.— Шкурки, — напомнил Наполеон. — Бобровые шкурки. Ондатровые. Оленьи и бизоньи.Такумсе покачал головой:— Мы не можем просить животных умереть, чтобы на их шкуры потом купить оружие.— Плохо, очень плохо, — искренне огорчился Наполеон. — Ведь у вас, краснокожих, дар к охоте, как мне говорили.— У настоящих краснокожих. Племя ирраква давно забыло об этом даре. Они слишком долго пользовались машинами белого человека, поэтому теперь, как и бледнолицые, они мертвы земле. Иначе бы они пошли и сами добыли нужные им шкуры.— Они еще кое-что согласны принять в уплату. Кроме шкурок, — продолжал Наполеон.— У нас нет ничего такого, что бы было нужно им.— Железо, — уточнил Наполеон.— У нас нет железа.— Разумеется. Но вы знаете, где оно залегает. В верховьях Миззипи и вдоль Мизоты. У восточной оконечности озера Высоководное. Все, что им нужно, это ваше обещание. Вы должны поклясться, что не станете нападать на их лодки, пока они будут перевозить железную руду в Ирракву, и на шахтеров, которые будут добывать железо из-под земли.— То есть они просят мира в обмен на ружья?— Да, — кивнул Наполеон.— А они не боятся, что я обращу эти ружья против них же?— Они просили, чтобы ты пообещал, что так не поступишь.Такумсе тщательно взвесил ответ.— Передай им вот что. Я обещаю, что, если они дадут нам ружья, ни одно из них не обернется против Ирраквы. Все мои воины принесут эту клятву. И мы не станем нападать на их лодки и на их шахтеров, пока те будут разрабатывать землю.— Ты обещаешь? — переспросил Наполеон.— Раз сказал, значит, обещаю, — ответил Такумсе.— Несмотря на всю ненависть к ним?— Я ненавижу их только потому, что сама земля их ненавидит. Когда белый человек уйдет, земля снова исполнится силой, выздоровеет, и тогда землетрясения поглотят шахты, а шторма потопят лодки, и племя ирраква снова вернется к краснокожим — или погибнет. Когда бледнолицые уйдут, земля жестоко рассудит оставшихся детей.Вскоре встреча закончилась. Такумсе поднялся и пожал генералу руку. Элвин, к вящему удивлению обоих мужчин, тоже выступил вперед и протянул руку.Наполеон, подивившись, обменялся с мальчиком рукопожатием.— Передай ему, что он выбрал себе опасных друзей, — сказал Наполеон Такумсе.Такумсе перевел. Глаза Элвина расширились.— Это тебя он имеет в виду? — спросил мальчик.— Думаю, да, — ответил Такумсе.— Но ведь это он самый опасный человек в мире, — изумился Элвин.Наполеон лишь рассмеялся, когда Такумсе перевел ему слова мальчика.— Какой же я опасный? Маленький человечишка, засланный в самую глушь, тогда как центр мира — Европа, и все великие войны свершаются там. А я даже не могу принять в них участие!Такумсе не пришлось переводить — мальчик все понял по голосу и выражению лица Наполеона.— Он опасен потому, что заставляет людей любить себя, хотя сам того не заслуживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114