Разве земля допустит, чтобы животные исчезли, так и не принеся выводка молодняка? Неудивительно, что медведи то и дело насмерть задирали трапперов. Этих охотников отвергала сама земля.«Изгнав американцев с территорий, что лежат к западу от гор, — подумал Такумсе, — я прогоню янки из Новой Англии, а потом — роялистов из Королевских Колоний. Когда их не станет, я поверну на испанцев Флориды и французов Канады. Сегодня я воспользуюсь вами в собственных целях, а завтра я и вас заставлю уйти. А те бледнолицые, что останутся здесь, будут представлять из себя трупы. С того дня бобры будут умирать лишь тогда, когда подойдет время, отпущенное им землей».Официально командующим фортом Детройт считался де Морепа, но Такумсе старался не встречаться с этим человеком. О делах можно было говорить только с Наполеоном Бонапартом.— А я слышал, ты сейчас на озере Мизоган, — сказал Наполеон.Говорил он, разумеется, на французском, но Такумсе научился говорить по-французски тогда же, когда заговорил по-английски. И учился он у одного и того же человека.— Проходи, присаживайся.Наполеон с интересом взглянул на Элвина, но ничего не сказал.— Я был там, — подтвердил Такумсе. — Вместе с братом.— Ага, а армия тоже была с вами?— Лишь ее зародыш, малая часть, — сказал Такумсе. — Мне надоело убеждать Тенскватаву. Я создам армию из других племен.— Но когда?! — воскликнул Наполеон. — Ты приходишь сюда по два, по три раза в год и говоришь, что собираешься создать армию. Знаешь ли ты, сколько я уже жду? Четыре года, целых четыре года жалкой, постыдной ссылки.— Я умею считать, — ответил Такумсе. — Ты получишь свою битву.— Когда весь поседею и состарюсь? Ответь мне! Да я скончаюсь от старости, прежде чем ты наконец соберешь силы краснокожих! Тебе известно, насколько я беспомощен здесь. Лафайет и Де Морепа не позволяют мне отдаляться от форта больше чем на пятьдесят миль, мне не дают войск! Пусть сначала соберется армия американцев, твердят они. Американцы, мол, должны набрать войска, с которыми тебе предстоит сражаться. Но только ты можешь заставить этих бесхребетных независимых подлецов объединиться.— Знаю, — кивнул Такумсе.— Такумсе, ты обещал мне армию из десяти тысяч краснокожих. Вместо этого я постоянно слышу о каком-то городе, где поселилось аж десять тысяч квакеров !— Они не квакеры.— А, кто бы они ни были! Они отрицают войну, а это одно и то же. — Внезапно голос Наполеона смягчился, в нем появились любовь, настойчивые, просящие нотки. — Такумсе, ты нужен мне, я полагаюсь на тебя, прошу, умоляю, не подведи.Такумсе расхохотался. Наполеон давным-давно понял, что его фокусы срабатывают только с бледнолицыми, изредка — с краснокожими, а на Такумсе не действуют вообще.— Тебе нет никакого дела до меня, а мне нет никакого дела до тебя, — сказал Такумсе. — Тебе нужна одна большая битва и победа в ней, чтобы вернуться в Париж героем. Мне нужна эта битва и победа в ней, чтобы вселить в сердца бледнолицых ужас, чтобы создать под своим предводительством еще большую армию краснокожих, чтобы очистить южные земли и прогнать англичан за горы. Одно сражение, одна победа — вот почему мы сошлись, но после того как мы добьемся своего, ты ни разу не вспомнишь обо мне, а я — о тебе.Наполеона речь Такумсе рассердила, но полководец сумел-таки выдавить улыбку.— Ну, какая-то правда в твоих словах имеется, — сказал он. — Мне нет до тебя дела, но я не забуду тебя. Я многому научился у тебя, Такумсе. Я понял, что любовь к полководцу вернее ведет за собой людей, чем любовь к стране, но любовь к стране — это лучше, чем жажда славы, а жажда славы — лучше, чем страсть к грабежам, и страсть к грабежам — лучше, чем поклонение деньгам. Но лучше всего сражаться за какое-то дело. За великую, благородную мечту. Меня мои воины всегда любили. Они готовы пойти ради меня на смерть. Но ради благого дела они пожертвуют своими женами и детьми и будут считать, что оно того стоит.— Ты этому научился у меня? — спросил Такумсе. — Это речи моего брата, а не мои.— Твоего брата? Мне-то казалось, что он никогда не призывал людей положить жизнь за какое-то дело.— Он весьма волен в вопросах смерти. Он ненавидит убийство.Наполеон рассмеялся, и Такумсе рассмеялся вместе с ним.— А знаешь, ты все-таки прав. Мы не друзья. Но ты мне нравишься. И вот что мне непонятно. Неужели, победив и изгнав бледнолицых со своей земли, ты вот так вот все бросишь и позволишь племенам разбрестись в разные стороны и жить так, как они жили раньше? Неужели ты допустишь, чтобы все снова принялись ссориться друг с другом, чтобы краснокожие вновь стали слабыми?— Не слабыми, счастливыми. Прежде мы были счастливы. Много племен, много языков, но единая живая земля.— Слабыми, — повторил Наполеон. — Знаешь, Такумсе, если б мне удалось объединить под единым флагом мою страну, я бы держал ее так крепко, что мой народ стал бы великой нацией, великой и могучей. Запомни, если у меня это получится, мы вернемся и отнимем у тебя твою землю. Мы захватим все страны на земном шаре. Уж поверь мне.— Это потому, что ты представляешь зле", генерал Бонапарт. Ты хочешь все и вся переделать, подчинить себе.— Это не зло, глупый ты дикарь. Когда люди начнут повиноваться мне, они обретут счастье и покой, обретут мир. И впервые за всю историю они станут свободными.— Они будут жить в мире, пока не восстанут против тебя. Они будут счастливы, пока не возненавидят тебя. И свобода их продлится только до той минуты, пока они не решат поступить против твоей воли.— Вы только посмотрите, краснокожий философствует. А эти крестьяне-поселенцы знают, что ты читал Ньютона, Вольтера, Руссо и Адама Смита?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114