Горы Центрального Перу — один из самых бедных районов мира. Сумасшедший рельеф до последнего времени не позволял провести сюда нормальные дороги, а сухой холодный климат превращает земледелие в каторжный труд. К тому же еще недавно местные жители, почти поголовно индейцы, подвергались безжалостной дискриминации. Сейчас установлено формальное равноправие, но лишь немногим общинам удалось выкупить землю у белых хозяев. Так что живут здесь хуже, чем при инках.
Первой в 40-е годы начала борьбу партизанская армия «Tupac Amaru», названная в честь последнего инки и добивавшаяся изгнания белых. После поражения «Тупак Амару» знамя борьбы перешло к маоистам, и лишь экономический рост последних трех лет заставил большую часть населения сложить оружие.
Я простился с полицейскими на перевале и пошел дальше пешком. На этой стороне гор было довольно пасмурно и зверски холодно (высота перевала 4800 метров).
Совсем рядом начинались синие ледопады Уаскарана, внизу сверкали озера, а на севере торчала из облаков острая снежная пирамида — Nevada Alpamayo (6524).
Говорят, что это самая красивая гора мира, но по-моему, Чогори в Каракоруме еще лучше.
Черно-белая горная каракара (Phalacobaenus albogularis) спикировала на замерзшую лужу и принялась долбить тонкий лед. Я подошел поближе и увидел, что подо льдом плавает Atelopus — черная высокогорная лягушечка. Благодаря цвету она может греться на солнце сквозь слой льда.
Поскольку зимы здесь не бывает, растениям легче подниматься в высокогорья. Даже у самой снеговой линии растет такая густая трава, что можно пасти скот. Стада коров и овец, гуляющих вокруг маленьких хижин, придают пейзажу сходство со Швейцарией. Только ламы не вписываются. На альпийских лугах множество красивых цветов, из которых одни причудливые, например пуйи, а другие удивительно похожи на наши горные, например, «андский рододендрон» (Bejaria). Под сенью его душистых кустов я и заночевал, найдя укромную нишу в большом ледниковом валуне.
Хотя Юлька, уезжая, оставила мне свой спальный мешок и теплые вещи, но все это было рассчитано в основном на тропики, так что даже в двойном комплекте я проснулся от холода. Нежный рассвет робко выглядывал из-за гор, синие вьюрки (Passerina) с веселым щебетом обследовали мой рюкзак, а в деревушках на той стороне ущелья уже поднимались дымки — народ собирался завтракать. И маленькие кактусы Parodia уже раскрыли навстречу солнцу свои чудесные цветки.
Через час я спустился к первой деревне, затем прошел еще десяток. Нигде, даже на Кавказе, я не видел такого гостеприимства, как здесь. Едва завидев меня, все жители от детей до стариков бежали навстречу с громкими криками «здравствуй, брат!» Они жали мне руку, хохотали от радости и готовы были вынести из дома последнюю лепешку, чтобы дать мне в дорогу. А ведь это не такие уж дикие места — туристы здесь бывают достаточно часто. Наверное, просто люди хорошие. Наконец меня догнали уже знакомые полицейские и отвезли вниз, на самое дно долины. Тут было жарко и сухо, тощие кактусы торчали из-под камней. Я пошел на юг и через час «голоснул» маленький грузовичок.
В кузове уже был пассажир — парнишка лет двадцати двух, довольно ободранного вида. Первые несколько часов он угрюмо молчал, потом вдруг вытащил из кармана ножик длиной сантиметров пять и заявил:
— Слушай сюда! Я из «Сендеро»! Гони деньги!
Я достал свой ножик, на целый сантиметр длиннее, и сказал:
— Отлично! Люблю убивать коммунистов! Еще вопросы есть?
Парень убрал нож и замолчал часа на три, а потом жалобно произнес:
— Слушай, ну дай хоть немного денег! Не на что до Лимы доехать!
Я уже готов был помочь ему, поскольку дал бы голову на отсечение, что насчет «Сендеро» он врет. Но тут мы остановились на заправку. Шофер отвел меня в сторону и прошептал, оглянувшись:
— Будь осторожен с этим типом! Он из «Сендеро Люминосо»! Они очень плохие люди!
Всех убивают!
Не знаю, была ли это правда или меня все-таки разыгрывали. Уже стемнело.
Пушистые горные лисички (Cerdocyon) перебегали дорогу в лучах фар, полоски степных пожаров ползли вверх по дальним склонам. Слышно было, как «грозный террорист» стучит зубами от холода. Потом он принялся клянчить и не умолкал весь оставшийся путь до Сан Луиса. Но этим дело не кончилось. Он ходил за мной по городку, он пытался просочиться за мной в отель и ныл, ныл, ныл. Чем больше он ныл, тем сильнее мне хотелось его все-таки зарезать, но на каждом углу торчал полицейский. Наконец я выдал ему пять центов, чтобы отвязаться. Этого ему хватило, чтобы взять билет на последний автобус до ближайшей остановки. Я посоветовал ему спрятаться за других пассажиров и попытаться так добраться до Лимы, но оказалось, что кроме него этим рейсом никто не ехал. «Чтоб ты в аварию попал, скотина!»— сказал я в сердцах, когда автобус скрылся за поворотом.
Тащиться в отель было лень, и я прошелся пару километров в гору до озера Laguna Puruay, где и заночевал в старой кошаре.
Озеро расположено на высоте 3500 метров, но благодаря теплому микроклимату по берегам растет карликовый облачный лес — «выставка» папоротников, маленьких «драгоценных орхидей» (у них не очень интересные цветы, но удивительно красивые листья), мхов и колибри. Рано утром можно увидеть редчайшую картину: прячась в тумане, из леса выходят пастись на луга мохнатые горные тапирчики (Tapirus pinchaque).
Вернувшись в Сан Луис, я поймал попутку дальше на юг. Дорога вилась по берегу речки, и я высматривал под перекатами ручьевых уток (Merganetta armata) — своеобразных птиц, которые кормятся в самых бурных реках Анд. Вдруг мы увидели автобус, лежащий вверх колесами в реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97