Можно в любое время уехать куда угодно, хоть из Колумбии в Чили. Но в каждой стране есть какая-то местная особенность, которая в той или иной степени отравляет все удовольствие. В Венесуэле это музыка.
Мы с Юлькой очень любим музыку, но только хорошую, а здесь слушают нечто среднее между нашими блатными песнями, «Ласковым маем» и маршами 30-х годов. При этом шофер непременно вешает в автобусе несколько динамиков и включает звук на такую громкость (особенно ночью, чтобы не уснуть за рулем), что даже с заткнутыми ватой ушами через час лезешь на стену. Самое удивительное, что пассажирам нравится, а вот мы так и не сумели понять, чем отличается одна песня от другой.
Центральная Венесуэла — это страна llanos (йянос), сухих высокотравных саванн с рощицами деревьев и бесконечными стадами скота. Раньше они доходили на юг примерно до Ориноко, но теперь простираются до самого подножия Гвианского нагорья. Кроме некоторых птиц и грызунов, тут мало кто водится. Поэтому уже на следующее утро мы занялись тем, как пробраться дальше к югу, в сельву.
Сьюдад Боливар (Боливарград) назван в честь родившегося здесь Симона Боливара, освободившего Венесуэлу и соседние страны от владычества Испании. В Венесуэле существует настоящий культ его личности, поэтому бюсты «Освободителя» здесь встречаются чаще, чем памятники Ленину в СССР. Подозреваю, впрочем, что он никогда не сумел бы победить, если бы Испания не была ослаблена вторжением Наполеона. Боливар мечтал об объединении стран континента, но они немедленно передрались между собой и продолжают выяснять отношения по сей день.
Городок жаркий и стоит на болоте, но здесь очень неплохо отдохнуть с дороги, гуляя по узким улочкам и цветущим паркам. Особенно здорово на холме, в старой части города, среди выкрашенных в земляничный, салатовый, синий и белоснежный цвета колониальных домиков. К сожалению, крошечные мошки Simulium, которые размножаются в прудах и речных заводях, переносят речную слепоту (онхоцеркоз), так что на улицах полно людей с побелевшими и уродливо вытаращенными глазными яблоками. Зато прямо в ботаническом саду можно увидеть чертовых обезьян (Pitecia) с лицами, похожими на попки, гигантских лягушек-быков (Rana catesbiana), пчел-плотников (Xylocopa) размером с кулак и удивительных черепах-матамат (Chelus timbriatus), маскирующихся под клубок водорослей, причем выросты на их морде похожи на извивающихся червячков и привлекают мелких рыбок, тут же попадающих черепахам в пасть.
Отсюда до Канаймы на краю сельвы всего 200 км, но по разбитой грунтовке почти никто не ездит, так что можно пройти весь путь пешком, так и не дождавшись попутки. Я отправился в аэропорт, чтобы попробовать найти самолет. На улице со мной разминулсь два типа, говоривших по-русски. Это было так неожиданно, что я лишь через несколько шагов обернулся и окликнул их: «Мужики!» Они остановились.
— Ты русский, что ль?
— А как вы догадались?
Оказалось, что это механики, обслуживающие самолеты «АН» на местных линиях.
— Зайди в аэропорту в крайнюю левую комнату, — посоветовали они мне. — Там сидит мужик, серб, он поменьше возьмет за самолет — если сумеешь договориться.
Высокий, интеллигентный серб поначалу запросил с нас 1000 долларов за маленький самолетик. Но я рассказал ему пару баек о том, как мы, российские братья, стоим на страже православной веры, и в конце концов удалось договориться за 480, включая бензин, транспорт по реке дальше на юг и питание на три дня.
Назавтра нам пришлось встать в четыре утра. Летать на таких «комариках» лучше до полудня, потому что потом появляются кучевые облака, и приходится петлять между ними, чтобы избежать болтанки в восходящих потоках. Набрав высоту, мы полетели точно на юг. Вскоре саванна с кольцами бутылочных пальм (Maximiliana regia) вокруг спрятавшихся между холмами болот сменилась пятнами леса, и вдруг мы оказались над окутанными водяной пылью водопадами на широкой мутной реке. Описав крутой вираж, мы сели на аэродром Канаймы, откуда уже видны затянутые облаками горы Гвианского нагорья.
Всего десять лет назад Канайма была никому не известной индейской деревушкой, но наплыв туристов превратил ее в райский уголок с уютными отелями и рестораном. Мы чудом успели добраться сюда за несколько дней до начала сезона, но все равно народу было очень много. Тем не менее в пальмовом болотце на окраине поселка обнаружилась масса интересного, в том числе ящерицы всех цветов радуги.
Я сидел на краю болота, наблюдая за ящерками и колибри, как вдруг словно порыв ветра пробежал по траве. Чем-то испуганные ящерицы разбегались в разные строны:
стремительно уносились изумрудные амейвы, прыгали с веток в воду бурые василиски, прятались под бревна мелкие сцинки. Причина паники выяснилась очень скоро: по тропинке хозяйской походкой шествовал полутораметровый тейю (Tupinambus teguixin). Как и похожие на них настоящие вараны, тейю очень сообразительны и легко различают даже неподвижного человека (в отличие от, например, копытных млекопитающих). Поэтому он быстро заметил меня и с неожиданной прытью удрал.
Перекусив и искупавшись, мы сели в пирогу с подвесным мотором и, пройдя под самым водопадом, пристали к другому берегу — точнее, к большому острову между двумя рукавами реки. Полчаса по лесу — и перед нами второй рукав с еще более красивым водопадом. Он называется Лягушачьим, потому что вокруг водятся изумительно яркие желто-черные лягушки (Dendrobates). Между стеной падающей воды и скалой остается узкий просвет, и можно, раздевшись, пройти на другую сторону, посмотрев на водопад изнутри. Здесь растут крошечные растения из семейства Podostomaceae — обитатели водопадов и быстрых ручьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97