Винсент и не подумал извиниться, он только сердито посмотрел на Чака.— Почти половина моих людей по-прежнему безоружна! Как, по-твоему, я могу чувствовать себя при этом?— Я все понимаю, Винсент, — отозвался Чак.— И какого черта тебе понадобилось здесь делать? Я слышал, что ты снял с работы в Риме сотню оружейников. Сколько же мы теряем из-за этого оружия? Порох исчезает, куда-то делся один из двигателей, и олова нигде не достать. Поговаривают, что ты строишь здесь секретный завод.Чак пожал плечами с видом полнейшей невинности.— Джон знает, что тут творится?— Эндрю предоставил мне самому решать, что нужно делать, а что нет.— Это не похоже на Эндрю. Обычно его приказы звучат гораздо точнее.— Но он именно так и сказал, — произнес Чак тоном оправдывающегося школьника. — И у меня, кстати, есть письменное подтверждение.— Мне нужно пятьсот мушкетов, Фергюсон, десять батарей и побольше патронов и снарядов.— Ты просишь их у меня или требуешь? — спокойно спросил Чак.— Я объясняю. Ты распоряжаешься всем оружием, потому что все люди Джона заняты на постройке оборонных сооружений в Кеве. Делай что угодно, приказывай что хочешь и кому хочешь, но я должен получить мушкеты.— Или?— Кто-нибудь из моих людей поговорит с Джоном и намекнет, что ты тратишь чуть ли не тонну пороха в день. Посуди сам, сколько патронов могло бы получиться из такого количества?— Ты мерзавец, — прошептал Чак.— Конечно, — холодно ответил Винсент. — Половина армии Марка сражается на южной границе с двумя уменами мерков. Я собираюсь вывести отсюда войска и пойти ему на подмогу. Будь я проклят, если соглашусь проводить эти дурацкие учения в тылу, когда на фронте разворачиваются настоящие события.— Да что с тобой случилось, Винсент? — поразился Чак.Он вопросительно посмотрел на Дмитрия, который стоял неподалеку и с интересом прислушивался к беседе. Впрочем, старый солдат не понимал по-английски ни слова и не мог уяснить, в чем, собственно говоря, дело.— Я просто выполняю свою работу, — сказал Винсент.— Война для тебя стала слишком личным делом, — тихо сказал Чак. — Разумеется, я ненавижу этих мерзавцев, а кто их любит? Но я не позволю им влезть ко мне в душу и подчинить ее. Да, я нарушаю правила, но я нутром чувствую, что прав, и что именно то, что я делаю, позволит нам победить. А ты превращаешься в такого же убийцу, как и они.— Не учи меня, — прошипел Винсент.— Было время, когда ты без колебаний учил нас, ты проповедовал мораль целому полку. Ты убедил солдат остаться здесь, хотя Тобиас уговаривал их собирать вещи и улепетывать. А сейчас в тебе осталась только ненависть. Мерки не получили твоего тела, но, боюсь, они уже получили твою душу.— Я не собираюсь слушать твои измышления, — оборвал его Винсент.— Если хочешь получить свои проклятые мушкеты, лучше послушай.Винсент посмотрел на Чака.— Винсент, ты мне нравишься и всегда нравился. Черт, мы выросли в Вассалборо вместе. Помню, как-то раз ты ходил с нами на пруд Веббера. Твой отец тогда поднял страшный шум из-за того, что мы купались нагишом.По лицу Винсента скользнула улыбка.— Я помню, какими глазами ты смотрел на мою сестру Элис, — продолжал Чак.Винсент промолчал, но, склонив голову к плечу, внимательно слушал старого друга.Тогда мы были невинными детьми, — вздохнул Чак. — Никто даже не думал, что мы вырастем и станем убийцами. Я хотел быть инженером и изобретать машины, ты собирался учиться и стать преподавателем или писателем, как полковник Кин. А мы оказались втянутыми в войну. Винсент, я занимаюсь этим, потому что это моя работа, но ты полюбил войну.— Только так мы можем победить, — ответил Винсент.— Посмотри на Кина. Черт, я помню, под Геттисбергом… ему и правда нравилось воевать, даже когда убили его брата. Но посмотри на него сейчас. Он стал генералом, командующим. Кто-то должен вести войну, и он взвалил это на себя. Но я бы ни за что на свете не хотел оказаться на его месте. Это как рак, разъедает тебя изнутри. Ты станешь таким, как Кин, ты уже герой и все такое прочее, но в конце концов окажется, что внутри ты мертв.— Ты закончил проповедь, брат Фергюсон? Чак кивнул.— Тогда я хочу получить свои ружья.— Дам сколько смогу. Обещаю, что ты получишь их как можно скорее.— Тогда твоя тайна так и останется тайной.— Как дела в Риме?— Хаос. Юлий размещает беженцев. Не обошлось без неприятностей — пара пожаров, болезни, но в целом все в порядке. Думаю, крестьяне всегда поймут крестьян. Как говорится, «рыбак рыбака видит издалека». Плохо то, что беженцы продолжают прибывать. Не то чтобы мерки представляли такую угрозу на юге, но они привязывают нас к южному фронту. А город превратился в настоящий детский сад. У нас в доме — две матери и пять детей, Танины родственники.— А как Оливия, дочь Марка? Винсент покраснел.— С ней все в порядке. Она спрашивала о тебе.— Что это ты покраснел, Винсент?— Ничего.— Ну-ка признавайся, у вас что-то было. До меня тут доходили кое-какие слухи.— Клянусь, ничего не было, — сказал Винсент поспешно. Чак решил больше не возвращаться к этой теме.— Ты слышал сегодняшнее сообщение? — спросил он мирно, и Винсент облегченно перевел дух.— Об эвакуации Суздаля? — Он кивнул.— Плохо дело. Я почему-то думал, что город останется в наших руках. А сейчас будто услышал о захвате Мэна мятежниками. Суздаль стал нашим домом. Черт, у меня там симпатичный домик, и я собирался построить настоящий большой дом с террасой, башенками и изгородью, обзавестись семьей, детишками…— Война, — пробормотал Винсент и потупился. — Кстати, как там насчет снайперских винтовок?Чак заколебался.— Я не могу делать их так быстро. У меня много другой работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106