— Ты не хочешь, чтобы я играл? Да воцарится радость — гласят клавикорды. Да будут мирными наши встречи.
Карие, как у Кейт, глаза Филиппы уставились на него.
— Нет! — крикнула девочка. — Я вас ненавижу!
И, вцепившись в лютню, бросилась вон из комнаты.
Музыка прекратилась, наступила полная тишина. Немного подождав, Кейт вышла из своего укрытия.
Он был все еще здесь и смотрел невидящим взглядом вниз, подперев подбородок рукой.
Потом он заметил Кейт:
— Видите! Я давно не играл, знаю, но эффект оказался хуже, чем я полагал.
Она села:
— Кто учил вас?
— Сначала мать. Отец считал, что музыка не только сводит людей с ума, но и занимаются ею одни сумасшедшие.
— Тогда от него вы, очевидно, унаследовали воинскую доблесть? — лениво поинтересовалась Кейт. — Немногие музыканты способны прогреметь на военном смотре.
— Некоторые — да: посмотрите хотя бы на барабанщика Джеми, который повалил английского силача. Мне никогда не удавалось совершить ничего подобного, да я и не стремился к этому. — Он положил руку на клавиатуру. — Вот мой брат — атлет.
— Он лучник?
— Шпага, меч, лук — он всем владеет блестяще.
Итак, у него есть брат.
— Значит, он прирожденный воин, что тоже Божий дар, — заметила Кейт. — То, что вы такие разные, должно служить залогом мира в семье.
Он любезно с ней согласился и снова заиграл. Наблюдая за ним, Кейт поймала себя на том, что обдумывает слова, сказанные Гидеоном после его краткого пребывания в Кроуфордмуире: «Там все держится не только на словах и приказаниях. Он стреляет лучше их всех, борется лучше их всех, наконец, может их всех перехитрить. Его власть — это власть льва в царстве зверей».
Она тихонько вздохнула. Через мгновение Лаймонд заметил, не прерывая игры:
— Разносторонняя одаренность — одна из немногих человеческих черт, которые вызывают всеобщую неприязнь. Вы можете знать греческий и хорошо рисовать, и вы популярны. Вы можете знать греческий и быть атлетом, и вы дико популярны. Но попробуйте совместить все вместе, и вас сочтут шарлатаном. Никто не вызывает такого подозрения, как человек, от природы наделенный всеми талантами.
Кейт задумалась.
— Нужен еще один талант — находить общий язык с людьми, но его можно развить. Он необходим, потому что талантливая личность вне контактов с окружающим миром совершает смертный грех по отношению к человечеству. Скажите вашим совершенным личностям, что такой талант необходим — и им, пожалуй, не составит труда преодолеть лишь одно это препятствие.
— Такой поворот дела требует благожелательности и от противоположной стороны, — размышлял Лаймонд. — Нет, совершенный человек должен, как Парис, выбирать из трех возможностей — быть совершенным, но не нравиться никому; быть совершенным, но страдать от зависти; прятаться даже от наиболее ретивых последователей и слыть безвредным чудаком.
— Что вы и делаете, — проницательно подметила Кейт, — совершая смертный грех.
— Нет, — покачал головой Фрэнсис Кроуфорд, глядя на свои пальцы, скользящие по клавишам. — Смертный грех — причинить зло брату своему. Мой же, при моей образованности, разносторонности, самомнении и известных самоограничениях, был против сестры… Бога ради, — вдруг прошептал он, — не говорите ничего.
В наступившей тишине Кейт сидела молча, как он попросил. Лаймонд громко выругался, и она удивленно на него воззрилась, ободренная таким проявлением искреннего гнева.
Стоя у окна, Лаймонд ответил ей затравленным взглядом.
— Ваша вина — это ведь как раз то, что вам хотелось узнать? Вы перестали давить, и я сам начал рассказывать… Я, как правило, не выплескиваю на людей тяжелые воспоминания. Прошу меня простить. Виною всему то, что целых пять лет я молчал — обычно мне лучше удается сдерживаться.
Она тоже встала:
— Вы высоко цените свое самообладание, не правда ли?
— Ценил, когда оно у меня было. Нельзя же властвовать над людьми, если не умеешь…
— А вы хотите властвовать над людьми?
Он усмехнулся:
— Я понял ваш намек. Мне не над кем сейчас властвовать. Но все же…
— Вы бы добивались этого в обыденной жизни. — И тут Кейт решилась задать опасный вопрос. — Смогли бы вы когда-нибудь вести обыденную жизнь?
Лаймонд слегка улыбнулся, направляясь к двери.
— Это зависит от Сэмюэла Харви. Есть, конечно, еще кое-что. Я мог бы оправдаться перед судом. Но как только я появлюсь на людях, мой брат убьет меня и его повесят… Мы, шотландцы, чертовски сложные натуры.
Кейт проводила его до двери и тихо спросила:
— Сколько еще вы можете выдержать?
— Не беспокойтесь. — Он неправильно истолковал ее волнение. — Если я и сломаюсь, то не здесь.
Гидеон прибыл на следующий день и пригласил Кроуфорда пройти в гостиную, куда уже спустилась Кейт. Поприветствовав пленника, он без обиняков приступил к делу:
— Харви в Хаддингтоне, он серьезно ранен и, возможно, умрет. Я приехал, чтобы сообщить вам.
— Ох, — вздохнул Лаймонд. — Это, похоже, снимает проблему.
Гидеон все успел обсудить с женой.
— Я не могу помочь вам проникнуть в Хаддингтон.
— Понимаю.
— Но если вы видите реальную возможность пробраться туда и выбраться обратно живым, то я одолжу вам коня.
Молчание. Лаймонд глубоко вздохнул:
— Догадываюсь, что вы имеете в виду. Не буду надоедать вам изъявлениями благодарности. Это очень много для меня значит.
— Знаю. Что вы собираетесь делать?
— Поеду к Джорджу Дугласу, — медленно ответил Лаймонд. — Надеюсь, что смогу на него повлиять… И попытаться вытащить Харви. Если затея провалится, полезу туда сам.
— Но как же! — невольно воскликнула Кейт, и взгляд Лаймонда обратился к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115