– Ну, знаешь... Если я скажу тебе, то ведь это уже не будет сюрпризом, правда?
– Пожалуйста, Фергюс... пожалуйста, скажи мне до того, как ты скажешь Грэму. Я хочу быть первой!
– Я беру вас обоих к себе, на мыс Игл.
– На другой конец острова?
– Ну да.
– А почему?
– Вот так-так! Ты что же, не хочешь поехать со мной, малышка? Не хочешь, чтобы я рассказал тебе истории о великих шотландцах и научил тебя ловить форель руками? – Фергюс открыл дверь. – А ну-ка, пригнись, малышка!
Девочка припала к его шее, и он внес ее в комнату; Грэм сидел на кровати, натягивая чулки и ботинки.
– Фергюс!
Сорвавшись с места, Грэм бросился к ним, но зацепился за шнурки и грохнулся на пол. Фергюс рассмеялся:
– Смекалистый мужчина первым делом шнурует ботинки, а потом уже бегает в них, сынок.
– Грэм не смекалистый, – бросила Кирсти.
– Неправда! Я смекалистый! Я знаю, сколько будет пятью пять, и про то, что пауки живут только один год, а омары не красные, пока их не сваришь.
Фергюс взглянул на Грэма:
– Сразу столько всего, сынок? Неужто это все умещается в твоей маленькой головке?
Кирсти потянула Фергюса за ухо:
– Спусти меня вниз!
Он присел, и девочка спрыгнула на пол, вытянув руки перед собой и сдвинув лодыжки покрепче – на удачу.
– Его голова уже набита до краев всякой всячиной, Фергюс. Там совсем не осталось свободного местечка, чтобы выучить хоть что-нибудь еще.
Грэм посмотрел на нее хмуро:
– Чертовка!
– Молокосос!
– Рыбья морда!
– Вонючка-скунс!
Кирсти было сейчас наплевать, как он ее обзывает. Зато она знала кое-что, чего он не знал. Взглянув на Фергюса, девочка сказала:
– Его голова так набита, что ты уже не сможешь ничему научить его. Так что придется тебе оставить его здесь.
Грэм ухватился за громадную руку Фергюса:
– Куда вы собираетесь?
Кирсти вздернула подбородок:
– На мыс Игл. Фергюс научит меня ловить форель.
– Я тоже хочу поехать.
– Тогда собирайся живее, сынок.
Грэм помчался укладываться, а Фергюс все подшучивал над ним, так же как раньше над Кирсти, из-за того что он растет слишком быстро.
Кирсти не хотелось уезжать. Они ведь только ночью приехали. Зачем же им теперь уезжать так быстро? Она вяло потащилась к кровати и вытащила из-под нее чемодан, с маху опустила его на матрас и открыла. Мамино зеленое платье так и лежало свернутое возле подушки – никчемным бесформенным комом.
Внезапно Кирсти почувствовала, что снова вот-вот заплачет. Девочка отвернулась от Грэма и Фергюса и несколько раз глубоко вздохнула. Где-то в уголке ее сознания гнездились сомнения, не рассердила ли она папу, когда заплакала вчера ночью и когда не разрешила той девушке-змее надеть это платье.
Кирсти опустила глаза, глядя на свои туфли; ей страстно захотелось быть другой. Ей хотелось, чтобы в душе ее не было этой вечной неразберихи. Ей хотелось бы не плакать... никогда. Ей хотелось бы быть как те девочки в школе, у которых были папа и мама, и они к ним приезжали, и привозили им подарки, и говорили им, как они соскучились без них.
Ее отец приезжал в школу только тогда, когда они плохо вели себя. Хорошее поведение никогда не приносило Кирсти желаемого. Как бы хорошо она ни вела себя, это не вернет ей ее маму и не сделает так, – чтобы папа захотел быть с ней рядом.
– Давай собирайся, малышка! Смотри, Грэм уже почти готов. Если ты не поторопишься, он тебя перегонит.
Кирсти так и подскочила; она быстро уложила свои вещи и зеленое платье. Девочка собралась моментально, запихав в чемоданчик все, что оказалось под рукой.
Она обогнала Грэма. На самом деле это было нетрудно. Стоило только ему повернуться спиной, как Кирсти вытаскивала что-нибудь из его чемодана и совала обратно в ящик комода. Этот умник, разумеется, ничего не заметил.
Чуть позже, примостившись на жестком деревянном сиденье фургона, который вез ее, Фергюса и Грэма на другой конец острова, Кирсти оглянулась назад, на их дом. В тумане он был еле виден. Он казался громадным и мрачным пятном – темным, пустым и холодным. Но Кирсти все равно смотрела на него, смотрела, как он, точно мираж, исчезает из виду – девочка любила играть в эту игру – нужно пристально, не моргая, смотреть на что-нибудь, иначе оно и вправду может исчезнуть. Она смотрела долго, не отрываясь, пока наконец не смогла различить даже конек островерхой крыши.
Она в конце концов отвернулась, уставившись на хвосты лошадей. Девочка прикусила губу и ущипнула себя, почувствовав, что сейчас заплачет. Кирсти ощущала какую-то странную пустоту внутри, и ей было очень плохо; она просто не представляла, что такого она могла сделать, чтобы отец опять отослал их прочь.
Глава 27
Он смотрел, и смотрел, и смотрел, и смотрел,
Восхищеньем горел, и горел, и горел.
Роберт Браунинг
Калем, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь. Глаза Эми по-прежнему были закрыты. Она даже не шелохнулась. Калему вдруг пришло в голову, не может ли такое вот поверхностное ранение оказаться слишком опасным для девушки, тем более для такой тоненькой и нежной, как Эми.
Джорджина, остаток ночи просидевшая у постели Эми, подняла на него глаза.
– Еще не просыпалась? – спросил он.
Джорджина покачала головой.
Калем подошел к кровати и с минуту постоял там в неловком молчании, переводя взгляд с Эми на эту темноволосую Джорджи. Довольно-таки странное имя для женщины – Джорджи. Ну кому придет в голову назвать девочку Джорджи? Он не мог не признать, что она хороша собой. Она была из тех женщин, что кружат мужчинам головы. Но внешность была для него не главное. Ему важна была сущность.
Поначалу она испугала его. От таких девушек он обычно держался подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95