Эта скорость на 10 миль в час больше той, которую ожидал получить инженер-расчётчик, и на 10 миль в час меньше той, которую он обещал президенту фирмы. Она на 15 миль в час больше ожидаемой управляющим торговым отделом и на 15 миль в час меньше указанной им в предварительной рекламе.
Именно эту скорость и ожидал получить президент фирмы, хорошо знающий свои предприятия.
— Здорово!.. Теперь мне всё ясно, — хохочет Надя, — почему вы плодите такую массу самых разнообразных самолётов: начинаете проектировать одно, выходит — другое, и нужно начинать все сызнова!..
Жос возразил с улыбкой:
— Я рассказал, как проектируют самолёты за границей…
— О да, конечно… — подхватила Надя, — у нас это делается иначе!
— У нас тоже хватает бестолковщины в любом деле.
Оба со смехом глядят в окно.
— Что же ты сказал на прощание своим днепропетровским изобретателям-самоучкам? — спросила Надя.
— Привёл им слова Карамзина, сказанные Пушкину: «Пари, как орёл, только не останавливайся в полёте!»
В это время динамик в вагоне известил, что электропоезд приближается к станции Старый Петергоф.
— Вот и приехали… Теперь прочь из головы всю авиацию!.. Кто первый заговорит о ней, выкладывает денежки на кутёж!.. На несколько часов погружаемся в святое искусство!
* * *
Они вышли на привокзальную площадь.
— Жос, милый!.. День-то наш какой!.. Все листики на тополях радуются солнцу!
Он сжал Надину руку:
— Девочка, я и сам, как лист, радуюсь! Целых 48 часов впереди!
Губы её дрогнули в счастливой улыбке:
— И, заметь, звезды нам благоприятствуют: иной раз такси не найдёшь, а тут созвездие зелёных огоньков!
— Видишь, как уставился на тебя этот русый парень в джинсовой куртке из первой машины? — И, адресуясь к водителю: — Что? Хороша?.. Сами знаем, что хороша!
Надя рассмеялась с непосредственностью школьницы, а шофёр подмигнул хитровато. Он хоть и не мог слышать шуточно-ревнивого бормотанья Тамарина, а все же что-то заставило его угадать их настроение.
— Добрый день! — Жос распахнул дверцу такси и помог Наде сесть. — Подкатите нас, пожалуйста, к Большому дворцу, к фонтанам…
— С удовольствием! — оживился парень, запуская мотор. — Только вот… дворцы открываются в одиннадцать часов.
Тамарин взглянул на часы:
— Да, Надюша… А что как махнём в Ораниенбаум?
— Это далеко?
— Десять километров, — отозвался таксист, — дорога хорошая, вся в зелени.
— К одиннадцати успеем вернуться, — добавил Жос.
— Чудесно, поехали!
* * *
Дорога и впрямь оказалась живописной и весёлой от поминутно чередующихся плавных поворотов, от игры солнечных пятен на асфальте, прорывающихся сквозь листву. Правда, из-за зелени взгляду не удавалось пробиться к водам Финского залива, и всё же близость его чувствовалась, и ехать было радостно.
В какой-то момент шофёр протянул через плечо потрёпанную книжицу «Пригороды Ленинграда» и сказал не оборачиваясь:
— Может, полистаете?.. Семь лет со мной ездит…
Тамарин взял книжку. А Надя попросила:
— Не могли б нам рассказать о здешних местах?
Таксист, похоже, обрадовался:
— Да ведь что ж?.. Только, наверно, вам всё известно?..
Листая книжку, Жос заметил:
— Считайте, что мы все позабыли. Мы как все: будто знаем много, а на самом деле… Словом, не церемоньтесь.
Таксист усмехнулся:
— «Я знаю, что ничего не знаю!»
— Вот именно, — кивнул Жос, — и это факт, а не реклама!
— И примем слова гения за точку отсчёта, — добавила Надя, и все засмеялись.
Как-то очень ненавязчиво, с интонацией, присущей коренным ленинградцам, шофёр поведал, что земли эти двести семьдесят лет назад были дарованы Петром своему любимцу — Меншикову, что Александр Данилович, — таксист так и сказал: Александр Данилович, будто речь шла о человеке близком, — задумав затмить богатством и роскошью самого царя, завёз в своё поместье заморские померанцевые деревья. Летом их выставляли в кадках вдоль парковой аллеи. Светлейшему нравилось звучное немецкое слово «Ораниенбаум» — померанцевое дерево, он и назвал свою вотчину Ораниенбаумом.
— Позвольте обратить ваше внимание на любопытный факт! — Таксист вдруг оживился и даже сделал попытку взглянуть на пассажиров. — Город с немецким названием в Великую Отечественную войну стал камнем преткновения для гитлеровцев на подступах к Ленинграду! «Ораниенбаумским пятачком» называли в годы блокады эти земли. «Ораниенбаумский пятачок» был так невелик, что простреливался немецкой артиллерией вдоль и поперёк… А захватить его никак не удавалось. Не мне, конечно, говорить вам о том, какого героизма, каких страданий это стоило защитникам… 900 дней здесь стояли насмерть! И выстояли! И не только выстояли, но и первыми 14 января 1944 года ринулись в контрнаступление и прорвали блокаду.
От стариков я слышал, что в Ораниенбауме не нашлось дома, который не пострадал бы от снаряда или бомбы. Около шестисот домов было разрушено… Нужно было зарыть 20 километров траншей, тысячи воронок от бомб и снарядов, ликвидировать сотни дотов и дзотов, очистить 50 гектаров парковой зоны. Все эти работы удалось завершить в 1948 году, — сообщил он тоном бывалого гида. И, как опытный гид, сделал паузу. Сразу выявились явственней и шуршанье шин, и ворчливый говорок мотора. Дорога с белой разделительной полосой забирала с подъёмом влево, где на высоте клубились кронами могучие деревья. И оттого, что теснились они одни над другими, забираясь чуть ли не в самую небесную синь, Наде почудилось, что и она, и Жос, и шофёр превратились в свифтовских лилипутов и машина их — букашка — скользит по узкой ленте среди великанов, заслонивших собою солнце и равнодушно взирающих с высоты своего величия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133