— Значит, уясняя одно, случайно наткнулись на другое?
— Вот именно! На скрытый, как бы притаившийся дефект! Казалось бы, такая ясная, в буквальном смысле прозрачная конструкция, как фонарь!.. А «мизерный» дефект в нём проглядели. Так что повезло не только Хасану, но и другим лётчикам, над которыми нависал этот дефект клапана и коварство двойного остекления.
Лилина попробовала копнуть поглубже:
— Как я вас поняла, «прогляды» в практике лётных испытаний, к счастью, редки?
— Вы хорошо сказали: к счастью!.. — И, вспомнив что-то, Сергей усмехнулся: — Я с ужасом однажды подумал: «А что, если б у нас так работали, как в знакомом мне ателье?..»
Заказал как-то костюм и намаялся с ним до того, что вот какой кошмар приснился. Будто прилетел на вертолёте к человеку, терпящему бедствие на унесённой в море надувной лодке. Кричу механику: «Спускай трап!» А он мне: «Командир, а трап-то мы и забыли!..» Я похолодел… А что делать?.. Надо лететь за трапом. Помахали бедняге, мол, погоди, друг, мы сейчас, мы скоро!.. А где там скоро… Склад открыт — накладную подписать некому, накладную подписали — склад на обед закрылся. Погрузили наконец трап — шторм в море поднялся!.. Так и проснулся я в холодному поту, не найдя среди бушующих волн ни лодки, ни бедного парня…
Далее.
Боюсь, что разочарую вас, если скажу: настоящий лётчик-испытатель готовит себя на земле не к подвигу, а к тому, как, выполняя сложное задание, не выйти за пределы допустимого, после чего потребуются уже героические усилия для спасения самолёта и экипажа. У нас бытует поговорка: «Если лётчик-испытатель готовит себя к подвигу — значит, он к полёту не готов!»
В чём же тогда сущность этой, как товарищ из Сибири назвал, героической профессии?.. Говоря образно: в необходимости то и дело елозить по самому краю обрыва, чтобы увидеть, а что там ниже, но не скатиться вниз… Что же заставляет человека идти на это дело?.. Есть среди нас и такие, которые могут ответить: деньги… Но я отвечу: любовь к летанию и жажда творчества!.. И если при проектировании самолёта не всегда приметен вклад лётчика-испытателя, то с началом лётных испытаний, когда неминуемо выявляется необходимость доводок и даже совершенствований машины, участие лётчика-испытателя в творческом процессе становится все более результативным.
— И, как я понимаю, — включилась Лилина, — пик эмоционального подъёма…
— Вот уж чего нам не занимать, так эмоциональных пиков!.. — Сергей обхватил ладонью подбородок, пряча улыбку. — Я, правда, говорил, что большинство полётов проходит гладко, спокойно, но ведь все равно перед каждым волнуешься, не зная, чем он может окончиться… Да и в любом из них предпосылок для эмоциональных всплесков — море… И это потому, что мы ставим себе задачу создавать не просто на сегодня хорошие самолёты, а самые лучшие на ближайшие годы вперёд!.. Другое дело — всегда ли это удаётся?.. Здесь как в любом ремесле: конец — делу венец!
Стремнин показал глазами на магнитофон, и Лилина выключила его, поблагодарив Сергея.

Часть четвёртая
Глава первая
Последние дни в средней полосе шли дожди. Это-то и беспокоило Тамарина, когда он, созвонившись из Днепропетровска с Надей, уговорил её приехать в Ленинград в субботу утренним поездом.
И надо же произойти такому везению! Подлетая ночным рейсом к Ленинграду, Жос увидел очищающееся мало-помалу небо. Ещё не решаясь признаться себе в радости, он то и дело вскакивал, пялясь в один, другой иллюминатор; но появилась стюардесса и попросила пристегнуться ремнями — самолёт пошёл на снижение. Посадка совпала с восходом солнца, утро розовощёко заиграло на лицах пассажиров, когда спускались по трапу, а отмытый прозрачный воздух пахнул такой свежестью, что у Тамарина не осталось сомнения: погода налаживается и день обещает быть ясным и тёплым.
Все ликовало в Тамарине и от утреннего солнца, и от предстоящей встречи. Тамарин ворвался в аэровокзал и встал в очередь за чемоданом. В его распоряжении времени было достаточно, но это был как раз тот случай, когда Жос торопил время. А багаж будто нарочно задерживался, и он уже было принялся костить Ленинградский аэровокзал, полагая его медлительнейшим из всех, где приходилось бывать. Но тут транспортёр доставил его собственный чемоданчик, и Жос, взглянув на часы, удивился, что потратил на всё про всё пятнадцать минут.
Тамарин помчался в город на Московский вокзал, и, сдав в камеру хранения чемоданчик, поспешил узнать о прибытии поезда. Немного успокоился, когда его заверили, что поезда следуют без опозданий. Нужно было побриться, и он заглянул в парикмахерскую — мастер будто ждал его, и, когда бритьё закончилось кипятковым компрессом, до прибытия поезда все ещё оставалось около часа.
Что может быть лучше — пройтись по Невскому, вспомнить о тех, кого осенило воздвигнуть когда-то все эти великолепные дома, дворцы… О тех, кто, прогуливаясь здесь, не раз восторгался красотой этого проспекта… Вообразить Пушкина под руку с Натальей Николаевной… Карла Брюллова, Гоголя…
Вспомнив невольно «Невский проспект» Гоголя, Тамарин усмехнулся.
Нет. Пусть не имел он отличнейших усов, и, слава богу, шевелюре его было далеко до гладкости серебряного блюда, и лет ему было не так уж сильно за двадцать пять, и светло-серый костюм, а вовсе не удивительно сшитый сюртук сидел на нём ладно, — он не устремился на Невский проспект. Он вышел на привокзальную площадь, увидел вдали искрящуюся золотом Адмиралтейскую иглу, постоял немного да и вернулся в вокзал: без Нади ничто не шло на ум, ни на чём не мог он сосредоточиться, даже воспоминание о Гоголе и его «Невском проспекте» не вызвало в нём улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133