Холодный ветер немного взбодрил меня. Ухватившись за перила балкона, я посмотрел вниз. Юрий Николаевич оказался прав – Заболоцкий, проявив чудеса акробатики, умудрился спуститься по балконам во двор и теперь запрыгивал в кабину голубой «Тойоты», стоявшей у самого дома.
– Уйдет! – сказал я с тревогой.
– Черт с ним, пусть уходит! – ответил Чехов. – Куда ему теперь деться! Он здесь так наследил… И пушку вон бросил даже… – Он кивнул на бетонный пол балкона, где валялся пистолет с глушителем. – Он теперь замаран по самые уши. Пусть уходит!
«Тойота» зафырчала и сорвалась с места. И тут произошло то, чего никто из нас не ожидал. Подраненный Грек, в панике оставленный Чеховым без присмотра, сумел завести «Москвич» и бросил его навстречу отъезжающей «Тойоте».
Заболоцкий не сразу сообразил, что происходит. Может быть, он даже не обратил внимания на стремительно несущийся навстречу «Москвич». А когда заметил и отчаянно попытался вывернуть свою машину вправо, было уже поздно.
Раздался страшный удар, скрежет и треск осыпавшихся стекол. Завыла автомобильная сигнализация. Чехов смертельно побледнел и, завопив: «Моя колымага!» – бросился вон с балкона. Внизу во дворе начали появляться люди, они стягивались к месту катастрофы. Кто-то побежал звонить.
Я повернулся и пошел к выходу. Чувствовал я себя как после хорошего нокаута. Хотелось прилечь и обо всем забыть. Но до этого было пока далеко, приходилось терпеть.
В косяке двери, в дверном стекле и в притолоке я заметил три отверстия, оставленные пистолетными пулями. Слава богу, Заболоцкому было далеко до снайперской точности стрельбы, иначе бы Чехову не поздоровилось.
Выйдя из квартиры, я тщательно запер дверь – не хватало еще, чтобы какой-нибудь зевака заглянул в этот склеп. Спускаясь по лестнице, я неожиданно подумал, как воспримет известие о смерти Малиновской ее тайный воздыхатель Груздев. Купит еще бутылочку?
К «Москвичу» мне пришлось уже пробиваться: народу набежало – целая толпа. Картина была, конечно, жуткая и вызывала законное любопытство. Смятый в гармошку «Москвич» намертво приклеился к покореженной «Тойоте». Все пространство вокруг было засыпано битым стеклом. Бледный и вытянувшийся, как струна, Грек лежал на асфальте возле «Москвича». Заболоцкий, придавленный рулевым колесом, сидел в «Тойоте», глядя перед собой незрячими от боли глазами. Изо рта у него текла кровь. Трое мужиков, отдавая друг другу противоречивые команды, пытались освободить его.
Потрясенный Чехов, стоял возле машины и горестно восклицал:
– Мой «Москвич»!
Какая-то женщина в зеленом пальто и белом платке с золотой ниткой осуждающе сказала:
– Тут люди пострадали, а ему, видишь ли, машину жалко!
– Людей-то еще нарожают, мамаша, – объяснил ей парень в брезентовой куртке. – А машину попробуй сейчас купи!
Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
– Ага, ты попробуй их нарожай! – уничтожающе заметила женщина.
– У меня другая функция, мамаша! – заорал парень.
Чехов оглянулся и заметил меня. Он махнул рукой и, обойдя «Москвич» справа, изо всех сил рванул помятую дверцу. Я уже было подумал, что Юрий Николаевич так помешался от горя, что хочет попробовать завести погибшую машину. Но он наклонился и полез куда-то под кресло, чертыхаясь и кряхтя от натуги. Наконец он вылез задом обратно, бережно сжимая в руках какой-то предмет, отдаленно напоминающий чемоданчик.
Когда я подошел ближе, Юрий Николаевич копался в содержимом изуродованного кейса. На секунду обернувшись ко мне, он сказал:
– В один день я лишился машины, кейса и подслушивающей аппаратуры! Ну, с аппаратурой все ясно – я взял ее напрокат у Гузеева. Они ее спишут. Я готов смириться и с потерей кейса – в конце концов, у меня скоро день рождения, и ты можешь подарить мне новый. Но как я буду жить без машины? Ведь она не застрахована!
– Послушай, Юрий Николаевич! – сказал я. – Меня удивляет твое бессердечие. Как ты можешь вздыхать над грудой металлического хлама, когда меня едва не отправили на тот свет? Опоздай ты хотя бы на минуту…
– Но я же не опоздал! – проворчал Чехов, поднимая на меня хитрые глаза. – Ты же сам понимаешь, если бы я не записал ваш диалог, все предприятие теряло бы смысл! И вот теперь вся аппаратура вдребезги! Я даже не могу извлечь кассету из магнитофона – ее заклинило.
– Ты хочешь сказать, – подозрительно спросил я, – что я разговаривал с этим придурком для собственного удовольствия?
– Полной уверенности у меня нет, – признался Чехов. – Сохранилась ли запись, покажет экспертиза. Но все равно, ты можешь гордиться собой – ты вывел этого артиста на чистую воду! Я не говорю уже о том, как расширился твой кругозор!
– Спасибо за такой кругозор! – сказал я гневно.
Послышались тревожные звуки сирены, и во двор, сверкая синим маячком, въехала машина «Скорой помощи». Доктора Заболоцкого уже освободили от тисков, в которые превратилась его «Тойота», и медики были как нельзя кстати.
Чехов тронул меня за локоть и негромко сказал:
– Пойдем-ка со мной!
Он взял под мышку сломанный магнитофон и повел меня сквозь толпу к дому.
– Сейчас сюда приедет милиция, – сказал Юрий Николаевич, – и я хочу до этого момента созвониться с Аркадием. Пусть подошлет сюда своих людей. Нужно же как-то оправдаться за разбитую аппаратуру.
Мы поднялись на четвертый этаж, вошли в пятнадцатую квартиру.
– Посиди пока! – сказал Чехов и, положив магнитофон на одно из кресел, направился к телефону.
Он о чем-то долго разговаривал с Гузеевым и убеждал приехать. Я не прислушивался – меня вдруг охватили страшная усталость и апатия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91