— Шесть двадцать, — так же тихо ответила Зиночка.— Что там у нас выходит?— Чашка бульона, хлеб и чай.— Зинуля, будьте добры, добавьте ему окорочка и… — Профессор оглянулся, пытаясь проследить взгляд Шурика, — два кусочка вон того торта. Он украдкой протянул ей купюру.— И придумайте, пожалуйста, что-нибудь. Вроде того, что он ваш миллионный клиент.Зиночка смешливо фыркнула, пряча деньги.— Сейчас сделаем, Войцех Казимирович.Старик повернулся:— Шурик, ваш заказ готов.— Пожалуйста. — Зиночка выставила перед ним чашку с бульоном, два кусочка хлеба, тарелку с ароматно пахнущими жареными окорочками, блюдце с тортом и чай, налитый в одноразовый пластиковый стаканчик.— Ой! — испуганно сказал Шурик. — Дорого.— Все в порядке, — заверила его Зина. — Это последние окорочка со вчерашней партии, поэтому они идут по сниженной цене. А торт — бесплатно, от нашей фирмы. Как стотысячному клиенту.Она озорно блеснула старику глазами через голову Шурика.— Берите, Шура, — сказал Профессор, пропуская его вперёд, — вы сегодня удачно попали. Я уже сто тысяч первый клиент, поэтому мне дадут за полную стоимость.— А… у вас хватит денег? — встревоженно спросил Шурик.— Хватит, не волнуйтесь, — успокоил старик. — Берите заказ.Шурик растерянно замер над тарелками. Зина с улыбкой наблюдала за ним.Сначала он протянул руки к бульону и окорочкам, остановился в секундном замешательстве, затем осторожно взял блюдце с тортом, чай и понёс их к ближайшей стойке. Он шёл потихоньку, маленькими шажками, не отрывая глаз от блюдечка. Аккуратно поставил их и вернулся назад за следующей партией.Профессор взял у Зины два чёрных кофе без сахара, бутерброды и присоединился к нему. Шурик стоял за стойкой, рассматривая великолепие своего сегодняшнего пиршества и не решаясь к нему прикоснуться. Затем он вздохнул, разложил два кусочка торта на блюдце так, чтобы они лежали порознь, и подвинул блюдечко к Профессору.— Берите торт, — сказал он. — Угощайтесь.— Благодарю вас, Шура, — мягко сказал Войцех Кази-мирович. — Не стоит. Я не хочу.— Он очень вкусный, — проникновенно сказал Шурик. Он даже закрыл глаза, втянул носом воздух и причмокнул, чтобы показать, насколько вкусный этот торт.Профессор покачал головой:— Нет, Шура. Ешьте. Я вообще не ем сладкого.Шурик недоверчиво покачал головой. У него никак не выходило представить себе, как можно не любить сладкого.Старик осторожно отхлебнул кофе и принялся за бутерброды.— Тогда возьмите курицу, — сказал Шурик, отодвигая блюдце и подсовывая вместо него тарелку с окорочками. — Вам же не хватило вчерашней курицы.Профессор отложил бутерброд и подвинулся ближе к нему.— Понимаете, Шурик. Врачи запрещают мне есть много жареного, — Войцех Казимирович многозначительно указал глазами себе на живот. — Желудок.— А тогда… — снова начал он.— Да вы ешьте, ешьте. А не то все остынет, будет не так вкусно, — прервал его Профессор. Сейчас, не дай бог, слетится их братия, и Шурику самому ничего не останется.Шурик вздохнул ещё раз и принялся за еду. Сначала он выпил бульон с хлебом, маленьким кусочком тщательно вытер чашку, а потом, обжигаясь и дуя на пальцы, съел окорочка. Косточки он выложил на салфетку, завернул и положил в карман.— Собачке Нике, — объяснил он. И добавил гордо:— Она мне дом сторожит.Затем Шурик принялся за десерт. Он секунду поразмышлял, взял ещё одну салфетку и переложил на неё кусочек торта побольше.— На потом? — спросил у него Войцех Казимирович, допивая свой кофе.— Это Кларе угощение, — сказал Шурик. — Я ей отнесу.Клара была сиротой, такой же, как Шурик. Только она никогда не была в интернате, её воспитывала тётя Фрося из «вокзальных». Но как она оказалась у неё, никто не помнил, в том числе и сама Клара. Фрося умерла больше года назад, и с тех пор Клара жила сама по себе. Она была невысокого роста, щупленькой.Совсем ещё девочка, с громадными чёрными глазищами. У Клары оказался чудесный, очень чистый голос, и она зарабатывала тем, что пела перед пассажирами здесь, в зале ожидания, или на привокзальном рынке. Её пение завораживало, вокруг неё всегда собирались люди, и даже грубый, насквозь проспиртованный Матрос однажды признался Войцеху Казимировичу, что, когда он слышит пение Клары, ему являются ангелы.— Она нравится вам? — заинтересованно спросил Профессор.Шурик застенчиво опустил глаза.— Извините, если не хотите, можете не отвечать.— Она хорошая, — сказал Шурик.— Ну что ж. — Старик достал платок, промокнул губы, стряхнув упавшие на пальто крошки. — В таком случае передайте ей от меня привет.Шурик просиял, как будто ему сделали комплимент.— Конечно, Профессор, я передам.— Ну-с. — Войцех Казимирович взглянул на часы. — Желаю всего хорошего. До свидания.Он поднял свой портфель. Взял трость.— Профессор, — сказал Шурик, — ещё увидимся? Этой фразой, и именно с вопросительной интонацией, он всегда прощается с Войцехом Казимировичем.— Обязательно, — ответил тот и пошёл дальше. Возле входа в мужскую уборную сегодня дежурила Валентина Степановна, добродушная пожилая женщина.— Доброе утро, — поздоровался старик, подходя к ней:— Доброе утро, Войцех Казимирович, — приветливо ответила Валентина Степановна. — Проходите.— Благодарю вас.Уборная была, естественно, платной. Но, в отличие от большинства других городских точек, порядок здесь поддерживался на должном уровне, поэтому заходить сюда можно было, не зажимая нос и не рискуя ступить в разлитые на полу лужи. Она принадлежала начальнику вокзала, хотя фактически была оформлена на его зятя. Старик же пользовался ею безвозмездно, на правах местного обитателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125