Тут на права, сказывают, сдать можно будет — вот и поеду, шоферить буду. Вкалывать хорошо
— это лучше, чем плохо царствовать. Все-то я уже в вашем бытии уразумел, да многого не понимаю. Учат, скажем, нас на геройских примерах — понятно! Шел солдат по улице, видит — пожар! Побежал в дом, дитя малое спас — герой! Но ведь дома-то, слава Богу, не каждый день горят, и не каждому солдату мимо них сподобится пройти. Значит, и подвигов таких тоже на всех не хватит. А вот работать каждый день надо, и не токмо, чтоб хлеб свой насущный заработать или дом в достатке содержать. Хлеб съешь, вещи износятся… Многие, Василий, в государстве вашем не знают, зачем живут. Бога-то вы отменили, решили рай на Земле строить, а в небеса космонавтов запущать — предерзостно, но лихо! Я, сказывают, в первое житие повелел колокола с храмов снять да в пушки перелить — и то сейчас не верю. А вы в гордыне-то еще дальше ушли… К добру ли? Слава-то мирская проходит, а жизни вечной вы себя лишили, надежду на спасение отринули, не страшно ли жить? Ведь рай-то ваш, коммунизм, не скоро построится. Мню я, что и нам с тобой, грешным, не дожить, разве внукам нашим. И знаешь, отчего мне сие на ум взошло? От цемента вашего. Вижу я, что не приучили вы покуда всех, чтоб они добрые дела от души делали, не тщась некую выгоду из доброты своей нажить. Да и иных видел немало причин. Ведь средь вас, кто в комсомол записан, не многие в коммунизм веруют. И делают також не по вере. Истинно в Писании сказано было; «Вера без дела, а дело без правыя веры мертво есть обоя…»
— Понятно, — сказал я. — «Если тебе корова имя, то быть должно молоко и вымя, а если ж нет ни молока, ни вымени, то черта ж в твоем коровьем имени?!»
И с чего это мне Владимир Владимирыч на ум пришел? Петьке хорошо, он Священное писание читал, а мне, когда какой-то афоризм выдать надо, так обязательно Маяковский или Высоцкий на язык попадается. Это я уж сейчас понял, что культура у нас с ним, Петром Алексеевичем, была разная, хоть и люди мы от одного корня — российского.
А назавтра с утра пошел дождь, мелкий, холодный, отвратительный. И ветер тоже был такой, что хуже некуда, продувал сквозь хэбэ и плащ-палатки до костей. Если б не еще зеленая, с редкой прожелтью, листва, можно было бы подумать: на дворе октябрь или начало ноября.
В этот самый день горсовет пригласил нас на расчистку какой-то свалки. Из области ожидалось солидное начальство, которое уже намекало, что свалку не худо бы убрать. Городское начальство пообещало, да что-то проканителилось, закрутилось и вспомнило о свалке лишь тогда, когда пришла из обкома предупредительная телефонограмма: «Иду на вы!» Областной товарищ должен был приехать завтра, а у города грузовиков на уборку мусора не хватало. Поклонились в ноги Шалимову, который распорядился послать туда три самосвала и бульдозер, а на всякие мелкие работенки отрядил наш доблестный взвод. Прямо с развода мы, вооружившись лопатами, носилками, ломами и другой боевой техникой, попрыгали в «Урал» и поехали «на поле брани».
Свалка была действительно неудачно расположена — прямо посреди нового микрорайона. Строители, расчищая площадку под новые дома, спихали сюда бульдозерами многие тонны и кубометры земли, бревен, камней, заборов, вывороченные с корнями кусты и деревья, смятые и скрученные листы кровельного железа. Кроме того, сюда же попали всякие строительные отходы: раздавленные или треснувшие бетонные плиты и блоки, обрезки стальных труб, арматурные прутья, лестничные марши, рулоны рубероида, мятые ведра и бочки с цементом и краской, ящики, кирпичи и прочая, прочая, прочая… Наконец, местные жители, обитатели того же самого нового микрорайона, стали выкидывать туда все, что им было не нужно, поэтому в горах мусора блестели полуразвинченные никелированные кровати, целые и расколотые гардеробы, серванты, вешалки, драные сапоги, валенки, детские горшки, игрушки, пластиковые пакеты, консервные банки… Археолог трехтысячного года, попади ему в руки такое богатство, должно быть, удавился бы от радости.
Кроме нас, на этом историческом месте работало еще полно народа. Комсомол города по призыву партии в лице здешнего райкома объявил субботник, хотя, помнится, дело было в среду. От всех предприятий были выделены бригады, и в сумме собралось человек триста, не меньше. Местная ПМК пригнала пару солидных экскаваторов и три маленьких — на тракторах «Беларусь». Еще было шесть-семь бульдозеров, десятка два самосвалов, несколько кранов и даже трелевочный трактор. Вся эта армада набросилась на свалку, окружила ее со всех сторон и приступила к планомерному уничтожению. Экскаваторы вгрызались своими зубастыми ковшами в груды земли, которые к ним пододвигали бульдозеры, хищно сверкающие своими выбеленными о грунт ножами. Краны выдергивали присыпанные землей бетонные плиты и перебрасывали их в самосвальские кузова. Трелевочник, затесавшийся в эту компанию, пыхтел и упирался, вытаскивая из кучи мусора мокрые, с корнями и остатками листвы, деревья. Их отволакивали к огромным кострам, где полыхали доски, бревна от снесенных домишек, трухлявые сортирчики, ящики, ломаная мебель. Половина нашего взвода таскала на эти аутодафе все, что могло гореть. Другая половина под моим чутким руководством занималась железяками, наваливая их на самосвалы. Вместе с нами работали несколько гражданских мужиков, среди которых выделялся один по кличке Слон. Слон работал как трактор, забрасывая в кузов одним махом такие хреновины, которые и втроем не осилишь. Он даже попытался выдернуть из кучи земли решетчатую опору от линии электропередачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177