И тогда мне пришла в голову очень простая и скорее всего еще дурацкая идея: не думать о том, что я пытаюсь победить боль. Игнорировать ее, просто забыть и думать о чем-то другом. Легко сказать, сделать гораздо труднее. Чтобы не думать о боли в суставах, надо было забыть о том, что эти самые суставы существуют. Превратиться в статую… Я сел на стул. Боль осталась, но как-то изменилась, возможно, потому, что изменилось направление нагрузок. Сила тяготения, давившая по вертикали, раздробилась на несколько векторов, ослабела и мучила меньше.
В это самое время я повернулся к Вике и понял, что отходняк напал и на нее. Но, судя по всему, последействие препарата проявлялось совсем по-иному.
Ее бил озноб. Жуткий, похожий на тот, что бывает при агонии или после нескольких минут пребывания в ледяной воде. А то казалось, будто ее положили на мокрый пол и подключили электроды. Смотрелось все как некая вибрация, по-авиационному — флаттер. От такой тряски самолеты разваливаются в воздухе на куски, как от попадания ракеты. Не знаю почему, наверно, от остатков дури, но мне подумалось, что и с Викой произойдет нечто подобное. Она закуталась в одеяло с головой и стала похожа на труп, зашитый в саван. Только не простой, а гальванизированный, дергающийся от электрических разрядов.
— Не смотри на меня! Не смотри!!! — взвизгнула Вика. — Закрой глаза! Отвернись на фиг!
В этот момент у меня полностью прошла ломота в суставах, зато появилось ощущение невероятной слабости. Я не смог бы встать со стула, даже если бы очень этого захотел. Теперь все тело было словно бы из песка, муки или воды, которыми заполнили некую тонкую оболочку. Может быть, эту оболочку просто надули воздухом. С одной стороны, чудилось, что мне ни за что не удастся привести свое тело в движение, с другой — мерещилось, будто самый слабенький порыв ветерка может свалить меня на пол. И я не могу этому противодействовать. Сердце билось как колокол в башенных часах, тяжело, лениво, словно раздумывало, а не остановиться ли вообще?
И мне уже начало казаться, будто оно бьется все реже. Вот-вот встанет! Возникло ощущение безысходности. Интервалы между тюканьем в груди росли, руки бессильно висели вдоль тела, голова упала на грудь, ноги не чуялись. Все?! Насовсем?! Что дальше?! Стало в глазах темнеть…
Но глаза еще видели. На циферблате электронных часов у меня на запястье работал секундомер. Вероятно, я его случайно включил — может быть, когда хватал себя за руки, чтоб не поддаться искушению почесаться. Голова была повернута так, что я видел циферблат часов на бессильно свесившейся руке, которую я не мог ни поднять, ни убрать. И изменить положение головы тоже не мог.
Цифирки менялись ритмично, хотя и бесшумно, без какого-либо писка или тиканья: 01, 02, 03… И тут оказалось, что у меня моргают глаза. Причем они моргали точно с интервалом в одну секунду. Открылись — на циферблате «04» — закрылись. Открылись снова — на циферблате «05», и так далее. А потом я обнаружил, что, оказывается, и сердце у меня бьется очень ритмично — ровно по удару в секунду. Как только до меня это дошло, слабость исчезла. Я поднял голову, повертел ею из стороны в сторону, поднял руку, согнул в локте, пошевелил пальцами, наконец встал со стула. Все работает и ничего не болит. Зато появилось ощущение жажды.
Еще секунду назад я ее не чувствовал. Не в пустыне ведь находился. Но тут в один момент во рту пересохло. Слюна будто испарилась, и язык приварился к н„бу. Мне хотелось холодной воды. Было желание осушить один стакан, два,
три, десяток, ведро, бочку, цистерну, целый танкер. А еще лучше, если б мнедали шланг, подключенный к водопроводу, и позволили пить, пить, пить не отрываясь.
Осуществить эту мечту было нетрудно. Вода была в пяти шагах. К нашей «камере» примыкал санузел (хулиганистая Вика называла его «ссанузлом»), где имелся умывальник. К крану был подключен специальный фильтр производства фирмы «Теледайн», который, по уверению производителей, превращал обычную водопроводную воду в нечто экологически чистое. Всего пять шагов — и хоть залейся этой водой. Непроизвольно я двинулся в этом направлении. Ноги сами понесли, но мозг вовремя вспомнил и рявкнул: «Нельзя! Ни в коем случае!» Я ощущал на себе почти такое же воздействие разнонаправленных векторов, как во время первого стояния перед алым прямоугольником двери там, в искусственной реальности «дурацкого сна». Но если тогда я пошел вперед, преодолев силу страха, то здесь мне пришлось заставить себя идти назад, прочь от двери, преодолевая могучую силу соблазна.
Я опять поглядел на Вику. Озноб у нее прошел. Теперь ее мучил жар. В комнате было по-прежнему прохладно. И какие-то клетки Викиного мозга, освободившись от воздействия дурмана, путались и не понимали поступавших к ним сигналов от нервных окончаний. А может, эти самые рецепторы, подобно перевербованным агентам-двойникам, гнали в мозг стопроцентную дезуху. Точно так же, как мои убеждали меня, что организм испытывает недостаток влаги.
— Душно! — прохрипела Вика, сбрасывая одеяло. — Открой дверь!
— Нельзя! — сказал я. — Нельзя вмешиваться! Все должно идти как идет. Озноб кончился, и жар пройдет.
Вдруг меня осенило. Приступы всяческих раздражающих или угнетающих факторов длились почти равные временные отрезки. Минут десять каждый. А раз так, то и следующие, наверно, будут такими. Но если точно знать, что через десять минут недомогание сойдет на нет, то терпеть будет легче.
Как раз в это время напавшая на меня жажда прошла сама по себе. Рот заполнился слюной, сухость исчезла, язык стал нормально поворачиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177