— И что вы намерены с ним делать? — спросила Бетти.
— У него маленький номер в «Мэйфлауэр». Отвезу его туда, когда он придет в себя, и найду кого-нибудь, чтобы посидел с ним.
— Маш посидит, — предложил Хардман. — Он у вашего друга в долгу.
— Доктор Ламберт полагает, что рана пустяковая, но он совсем вымотался, — вмешалась Бетти. Взглянула на часы, усыпанные бриллиантами. — Он проснется примерно через полчаса.
— Как я понимаю, доктор Ламберт ничего не сообщал в полицию? — на всякий случай спросил я.
Хардман фыркнул.
— Что за дурацкий вопрос?
— Действительно, дурацкий. Могу я воспользоваться вашим телефоном?
Бетти кивнула.
Я набрал номер, подождал, но трубку на другом конце все не снимали. Телефон был кнопочный, поэтому я попробовал еще раз, на случай, что нажал с непривычки не на ту кнопку. Звонил я жене, и, естественно, меня не радовало, что в столь поздний час, без четверти два ночи, ее нет дома. После девяти гудков кряду я положил трубку.
Моя жена работала корреспондентом одной франкфуртской газеты, той самой, что часто печатала обстоятельные передовицы. В Штаты она приехала во второй раз. Я познакомился с ней в Бонне, и она знала, что Падильо раз от разу выполняет поручения не слишком удачливого конкурента ЦРУ. Звали ее Фредль, и до замужества она носила фамилию Арндт. Фрейлейн доктор Фредль Арндт. Докторскую диссертацию по политологии она защитила в университете Бонна, и некоторые из ее нынешних знакомых обращались ко мне «герр доктор Маккоркл», на что я, в общем-то, и не обижался. И после года семейной жизни я очень любил свою жену.
Я набрал номер салуна. Трубку взял Карл.
— Моя жена не звонила?
— Сегодня — нет.
— Как конгрессмен?
— Закрывает заведение кофе и бренди. Выпил уже на двадцать четыре доллара и восемьдесят пять центов и по-прежнему ищет два голоса.
— Может, тебе помочь ему в поисках? Если позвонит моя жена, скажи ей, что я скоро приеду.
— А где вы?
— У приятеля. Не забудь передать Фредль, если она позвонит, что я скоро буду.
— Обязательно передам. До завтра.
— До завтра.
Хардман поднялся, шесть футов и четыре дюйма крепких костей и могучих мышц, на почтительном расстоянии обошел Бетти, словно опасался, что та его укусит, и скрылся на кухне, чтобы вновь наполнить бокалы. Полагаю, в иерархии преступного мира Вашингтона он занимал не последнее место. Командовал покрывшей Вашингтон сетью букмекеров, приносящих немалый доход, имел под рукой многочисленных специалистов, всегда готовых утащить требуемое из лучших магазинов города. Костюмы он носил по триста-четыреста долларов, туфли — за восемьдесят пять и разъезжал по Вашингтону в «кадиллаке» бронзового цвета с откидным верхом, беседуя с друзьями и знакомыми по радиотелефону. Негритянская молодежь смотрела на него, как на Господа Бога, а полиция не очень донимала, ибо он не жадничал и щедро делился добычей с кем положено.
Как это ни странно, я познакомился с ним через Фредль, написавшую большую статью о негритянском обществе Вашингтона, в которой и отметила высокий статус Хардмана. А после того, как статью опубликовали, послала ему экземпляр. Газета была на немецком, но Хардман распорядился перевести ее, а потом прислал в салун пару дюжин роз для моей жены. С той поры он стал завсегдатаем, а в вестибюле расположился один из его букмекеров. Хардману нравилось показывать друзьям перевод статьи, подчеркивая тем самым, что он — знаменитость международного масштаба.
С тремя бокалами в огромной руке он направился сначала к Бетти, обслужил ее, затем принес бокал мне.
— Мой партнер сошел с корабля? — спросил я.
— Так точно.
— С какого именно?
— Приплыл под либерийским флагом из Монровии. «Френсис Джейн». С грузом какао.
— Едва ли Маш приехал в Балтимору за фунтом какао.
— Ну, побольше, чем за фунтом.
— И что произошло?
— Маш поджидал кого-то из пассажиров и прохаживался по тротуару, когда те двое набросились на него. Он и охнуть не успел, как оказался на асфальте, но тут на сцене появился ваш приятель и отвлек их на себя. И дела у него шли неплохо, пока они не достали ножи. Один из них нанес точный удар, но Маш уже вскочил на ноги, врезал ему, и они оба дали деру. Ваш приятель упал, Маш вывернул его карманы и нашел лишь клочок бумаги с вашим адресом. Позвонил мне. Я велел ему поболтаться у пристани еще минут десять, а потом возвращаться в Вашингтон, захватив с собой этого белого парня. Кровь текла из раны и в машине Маша.
— Попросите его прислать мне счет.
— Ерунда, какой еще счет.
— Я понял.
— Маш сейчас приедет. И отвезет вас и вашего приятеля в отель.
— Отлично.
Я встал и вновь прогулялся в спальню. Падильо лежал в той же позе. Я постоял, глядя на него, с дымящейся сигаретой, полупустым бокалом в руке. Он шевельнулся и открыл глаза. Увидел меня, чуть кивнул, обвел взглядом комнату.
— Удобная кровать.
— Хорошо выспался?
— Нормально. Я живой или не совсем?
— Все будет в порядке. Где тебя носило?
Он улыбнулся, облизал губы, вздохнул.
— По странам и континентам.
Хардман и я помогли Падильо одеться. Белую рубашку выстирали, но не погладили. Как и брюки цвета хаки. За ними последовали белые носки, черные ботинки и пиджак из грубого твида.
— Кто твой новый портной? — поинтересовался я.
Падильо оглядел свой наряд.
— Пожалуй, на дипломатический прием в таком виде не пустят.
— Бетти постирала рубашку и брюки в машине, — пояснил Хардман. — Кровь еще не засохла, поэтому легко отошла. Погладить не успела.
— Кто такая Бетти?
— Ты спал в ее постели.
— Поблагодари ее за меня.
— Она в соседней комнате. Ты сделаешь это сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59