видит, я проснулся, а туфли и нет, сидеть-то ему негде и мучит меня.Вы, мои беспросветные при утреннем свете мысли и неизбывные – о тебе, ты моя крылатая лазурь! – и почему в твоем голосе мне слышится загубленная жизнь?Вот отыскал он туфлю, вот он уселся в ней, сидит и смотрит, облезлый караульщик мой.Нет не продам я его – нашелся один, сосед просит: продай. Как же расстаться нам, погасить мою мысль?Знаю, я бессилен поправить в твоей судьбе и в моей с тобой, но не думать я не могу.И вдруг я понял, что чудак сосед мой скоро с ума сойдет. У хвоста Магазин «Hфtel de Ville «Hфtel de Ville» – здание, в котором размещается городская администрация Парижа.

». Почтовую бумагу взял, а пакет с конвертами забыл. А у нас ни жеванного, а писать письма надо и не «описания природы», а все о деньгах. Придется вернуться.Подходит нищий: голова тыква, голая, ни волоска, а уши – тоненькие красные ручки. А у меня нечего подать, все ухлопал на бумагу и конверты, только что на метро. И я скорее назад в «Hфtel de Ville». Да никак не могу найти, пропал из глаз. А этот нищий оборвал себе уши и сует мне в руку красные ручки.«Да на что они мне, говорю, мне надо конверты».«А как же, отвечает нищий, ходить с ручкой».Тут наехала на меня лошадь: тележка – камни и песок возят. Ухватился я за край – думаю: «продержусь как-нибудь». А какая-то мышиная бабушка, черная бархатка на цыплячьей шее, тоже подмята, цапается за телегу.И перевернулась телега, и я очутился у хвоста. Кричу: «остановитесь!» Да из под хвоста кому слышно. И терпеливо тащусь, слежу за хвостом.Улица за улицей, конца не видать. Наконец-то лошадь остановилась, хвостом по глазам махнула. И я очнулся.И что же оказалось: самый обыкновенный московский извозчик, а я в пролетке, с боков у меня гора – пакеты с бумагой, и сзади гора – конверты: извозчик заснул и лошадь по своей воле идет. Брандахлыст Брандахлыст – наваристый (или – иронически – жидкий) суп.

Сварил я кусок говядины и режу на тоненькие ломтики: «положу, думаю, в суп: очень у нас жидковато, одна вода». Режу и все раздумываю, какой это выйдет суп наваристый куриный.«Вскипячу раза два и все съем зараз».И когда я нарезал полную тарелку, а кусок по теперешнему (1942) порядочный, на две «тикетки» на две «тикетки» – Ticket – ( фр. , букв.: билет, квитанция) – во время немецкой оккупации – продовольственная карточка; после войны – купюра достоинством в одну тысячу старых франков (что равно 10 новым).

90 г., и оставалось только с тарелки в кастрюлю положить, вдруг вспоминаю: этот самый кусок на две «тикетки» вчера мною съеден, помню хорошо, без остатка, чистая тарелка.И я проснулся с досадой: ни класть, ни мечтать не о чем? Мой портрет В саду на дереве медная пластинка, вытравлен портрет: допотопное чудовище многорогое и глаза не на месте. Подпись: мое имя и фамилия художника.«Как он меня изукрасил, подумал я, хочет оправдать».А художник и идет, узнаю по портрету: спереди, сзади и из карманов висят груши. И я спрятался за картину, выглядываю: узнает свое произведение или пройдет мимо?А он грушей в меня как ахнет и попал прямо в глаз: «оправдал!» Сорокоушник «Не то страшно, говорю, что некуда пойти, а страшнее, что некуда возвращаться».«А мне дверей не надо, я религиозный, отзывается мой гость сорокоушник Сорокоушник – тот, кто читает «Сорокоуст», поминальную молитву на сороковой день после похорон.

. Ни входа, ни выхода и никакого олимпийского тумана, я от голода религиозный».«Что и от чего, говорю, не важно, все дело в искусстве вызывать в человеке его тайные силы: лошадь из пчелы или слона из розы или, если хотите, кита из инфузории».И начинаем наперебой разворачивать слова:«Лошадь – шадь; слон – лон; ря – ря – ды – ды – ря – ря».«Не могу, гу-гу». Задохнувшись, сорокоушник. Из ничего Бумага из четвертого измерения: нарезаны квадратики, ни карандаш, ни перо не берет, и ничего общего с промокашкой. А называется бумага «ничего».«Весь секрет, говорит кто-то, как, вопреки очевидности, из ничего сделать чего».И не касаясь «ничего», все равно по-пусту, я мысленно горожу «чепуху». Под абажуром Плывет рыба, а за рыбой, в стирке пропавшие, мои единственные цельные шерстяные чулки, а за чулками лампа, у которой в починке подменили абажур. И подают счет.А платить нечем, это я сразу сообразил и нырнул под абажур. Жасмин Снегу намело – где застало, там и стой. Под теплым низким небом стою, сам как из снега вылепленный.И выпорхнул, летит из под снега, я его узнал: это был с белыми вощаными крыльями Лифарь Лифарь Серж (Сергей Михайлович, 1905–1986) – артист балета, хореограф и педагог. Ремизов посвятил ему очерк в книге «Пляшущий демон» (1949), а также ряд эпизодов в «Мышкиной дудочке». В коллекции Лифаря хранилось несколько графических альбомов Ремизова.

. И откуда ни возьмись баран: баран сгробастал Лифаря и дочиста съел.И на моих глазах Лифарь превратился в жасмин. Без отопления Всякие бывают и не такие еще, а эта на вешалку похожа. А висит на ней мой новый теплый костюм. Принесла его померить.Всматриваюсь, и вижу, такой размер разве слону попона.А слон и идет, помахивает хоботом – обрадовался.«Холод, говорю, и зверю не радость, правда, кожу слона, что и носорога, не берет пуля, а попробуйте-ка заставьте без отопления писать, и самого простого сна не запишешь». Зубы с волосами «Зубы с волосами или Священное писание?» спрашивает Лев Шестов Шестов (Шварцман) Л. И. (1866–1938) – русский философ, один из ближайших друзей Ремизова. Шестову был посвящен первый цикл снов «Бедовая доля» (1900–1909). Подробнее об их взаимоотношениях см. во вступ. ст. и коммент. И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25