Мы переезжаем на новую квартиру. Вещей не надо перевозить, они сами устроются.«Переезжать на новое место, все равно, что родиться».«Или умереть!»Она обогнала меня, в ее руках светящаяся мышь, как фонарик. По ее фонарику я и вошел в новый дом.Смотрю через стеклянную дверь: она притаилась в сенях со своей мышью. Я к ней. И не успел ни о чем расспросить, как застегнула она меня на пуговицу к своему пальто:«Уходите, говорю, со своей мышью. И так забот у меня довольно, а еще и убирать за мышью!»А она только смотрит: без меня ей теперь никак не уйти, и мне без нее не обойтись. И я различаю в ее лице два лица: одно виноватое и другое – резко светящаяся мышь. Под автомобилем Прямо мчится на меня автомобиль. И я почувствовал, как по голове лязгнули колеса. И ничего – одна расплывшаяся клякса.Изволь подыматься!А вижу, очень высоко, не сосчитать этажей. И все-таки полез. Но сколько ни лезу, все топчусь на одном месте – куда-нибудь выше, никак. Я попадаю на запасные лестницы и спускаюсь к главной, откуда начал. И замечаю, что голова у меня приставная, висит на ниточке. Серебряное кольцо Под деревом яблоки. Я поднял серебряный налив.«Нельзя», говорит.И я отвечаю: мой голос серебром на весь сад:«Нельзя! нехорошо говорить «нельзя!»«А мы много покупаем, отозвались из малинника серебряные пищалки, и так много покупаем, поднять нельзя».«Опять, говорю, нельзя!»На грядах ягоды, как стеклом залиты, блестят. И серебряные кусты в ягодах.«Сварить варенье, думаю, густое, ножом режь, да без сахару нельзя».«Нельзя! перебивает садовник в зеленом фартуке, а я ваше серебряное кольцо продал, у меня зуб выпал, иначе нельзя». Зонтик Бело-голубая искра пронзила меня. И я увидел: она вся в черном, в руках черный шелковый зонтик, длинная тонкая ручка. Зонтиком она пырнула мне в ногу. И я пригвожден к полу.«Что значит красные губы?» спрашивает она.«Я плохо вижу, говорю, но я слышал, красные у вампиров и когда...»Тут подбежал какой-то с улицы, ухватился за зонтик, тащит из меня.«Нет, отбиваюсь, теперь он мой!»И видя, как я охраняю зонтик, она превратилась в вешалку. И зонтиком я повис на ней. Загвозка Поднялся на верхотуру к доктору глаза проверить. А на дверях дощечка, мелом: «Расскажите, как вы это делаете» и тут же нарисован гвоздь, грибная шляпка, и больше ничего, понимай, как знаешь.И как буду я у выхода на улицу, стукнулся головой о дверь, темно, и очутился на плите. Ничего особенного, только ногам горячо, да со сковородки в лицо пышет и шипит неприятно с брызгом. И потому что я зажмурился, попал в сад.В саду после плиты прохладно, столик и на столике тарелка: наеденные макароны.«А наел, говорят, П. П. Сувчинский Сувчинский П. П. (1892–1983) – музыковед и философ-евразиец. Близкий знакомый Ремизова, благодаря которому писатель публиковался в евразийском журнале «Версты» (1925–1928).

и показывают, вот и ноты и палочка, а сами они вышли».«Все-таки когда-нибудь вернется, думаю, не век сидеть, не с удочкой пошел».И я решил, попробую макароны пока-что, потянулся с вилкой, да рукавом задел за скатерть. И тарелка на пол. А Сувчинский идет, кулек тащит апельсины .«Пока вы тут рассиживались, сказал он, я наловил вон сколько, и все без косточек». Пустая комната В глаза мне укрепили электрический провод. И я тяну за полотенце. А там кофий в чашечках и фотографические карточки.Какие замечательные лица! Двуносые, трехглазые, уши-щупальцы, лягушки на паучиных ножках, зубатый лоб и, как ожерелье, песьи языки. Что еще придумать, все есть и в натуральную величину.Но какой-то с карточки выхватил у меня из рук альбом.«Куда, кричу, я не доглядел!»И отворяю дверь. Прислушиваюсь.«Кто там?» спрашиваю.«Там-там»? поблескивая вспыхивает электрический провод.И я иду. Пустая комната. А сзади точно кто-то хватает меня за ноги, а остановиться не могу. Три багета Он подает мне три палки.«Три багета, говорит он, консервированное гуано».Я отъел кончик. И на губах показалась кровь. Я выплюнул – но это не кровь, а красная роза.Он развернул географическую карту – нарисована на ветчинной бумаге. И, ткнув пальцем, отковырял от Китая китайский город. И проглотил.А я жду, что будет.«Если из моего багета роза, то из Китая, по крайней мере, розовый куст».Он сплюнул – и поднялась гора.«Разнолетнее гуано, сказал он, не пройти, ни проехать».И вправду, без передышки не обойти.А третий багет он съел. Далай Лама В ночь, как в Тибете помер Далай Лама В ночь, как в Тибете умер Далай Лама... – Имеется в виду смерть тринадцатого Далай Ламы в 1933 г.

, я ничего не знал, но какая это была из ночей тяжелая.Меня закутали в серые суконные одеяла, дышать нечем и опустили в бездонную яму. Я слышал как играла, выпевая с Мусоргским надрывом, серебряная скрипка. И когда я, опускаясь все ниже, достиг какого-то подземного перехода, я очутился на горах. И легко подымаюсь.Передо мной торчали одни голые оглушающие скалы. И заглянув вверх – никаким потопом несмываемый высочайший знак земли и выход к звездам Эверест, я вдруг увидел: серебряной звездой – петушок. Моя гостья Она приходит поздно вечером. Она усаживается на диване против меня под серебряную змеиную шкуру, вынимает из сумочки железную просвиру и, не спуская с меня глаз, гложет.В поле моих калейдоскопических конструкций она живое черное пятно, а моя зеленая лампа смертельно белит ее лицо ...под серебряную змеиную шкуру...; В поле моих калейдоскопических конструкций... – Имеется в виду антураж ремизовской квартиры на улице Буало, на стенах которой висели абстрактные коллажи («конструкции»), выполненные самим хозяином. В своих «конструкциях» Ремизов нередко использовал оберточную фольгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25