Кто приехал верхом, тот сходил там с коня; молодые люди уводили коней в обширный загон, привязывали их, а конюхи обтирали с них пену и засыпали им овёс в ясли. Важны были поклоны и приветствия, большим кругом стояли гости на дворе – гордая община: почтеннейшие мужи из двадцати деревень, все в воинских доспехах, с ясеневыми копьями в руках, с мечами и кинжалами у пояса, в нарядных кожаных шапках, украшенных клыками и ушами дикого вепря; иные были в железных шишаках, кожаных колетах, кольчатых панцирях поверх белых сорочек и в длинных кожаных чулках, достигавших пояса; на богатых и любивших товары рейнских торговцах были плащи из иностранной материи, имевшей тонкий, разноцветный волос, похожий на нежный мех хищного животного. Молча стояли мужи и радовались собранию, но иные подходили друг к другу и обменивались тихими речами о слухах, ходивших по стране, про великую битву на востоке и смутных временах. Но кто проникал в мысли людей, как, например, Гильдебранд, тот видел, что сердце их смущено и различны их помыслы. Долго еще длился прием, потому что подходили некоторые из запоздавших, наконец Гильдебранд подошел к вождю и указал ему на положение солнца.
Тогда хозяин повел своих гостей к храмине, и торжественно поднялись они по ступеням; у входа их встретила хозяйка, возле которой стояла дочь со служанками. Почтительно приветствовали мужи женщин; княгиня каждому подала руку и, как следовало, осведомлялась об их женах и хозяйстве, подставляя щеку для поцелуя тем, кто принадлежал к числу ее друзей. Начальники важно заняли кресла на возвышении; вошел стольник и за ним длинными рядами слуги, несшие в деревянных чашах утренние напитки и вкусную закуску, – белые душистые пряники и копченое мясо.
Между тем перед двором, на дерновой поляне, юноши нетерпеливо приготовляли ристалище для воинских игр. Деревенские ребятишки начали бой, чтоб и их похвалили воины; они взапуски бегали по поляне, перепрыгивали через коней и пускали в столб тростниковые стрелы. Но вскоре задор охватил и юношей: они стали метать копья, бросать тяжелые камни, устремляясь вслед за ними, а когда Теодульф, мощно размахнувшись, бросил самый тяжелый камень и сделал самый длинный прыжок, на целую сажень дальше других, радостные крики донеслись до самой храмины. И старейшины, и мудрые, будучи не в силах усидеть на месте, поспешили на зрелище, на мураву. Большим кругом стояли зрители: деревенские женщины в праздничной одежде, отдельно мужчины, к все громче и громче раздавались восклицания и хвала победителям.
В числе зрителей стоял и Инго, молча глядевший на проявление ловкости и силы. Вдруг к нему подошел Изанбарт, маститый начальник. Он испытующе посмотрел на Инго и важно начал, так что речи других умолкли.
– В среде твоего народа, откуда бы ты ни был родом, молодые воины также наверняка упражняются в искусстве владения оружием. По твоим глазам и рукам вижу я, что ты не сведущ в тонкостях пехотного сражения; быть может, угодно тебе показать нашим юношам, что есть в обычаях твоего народа. Если ты из восточных стран, как я слышал, то по меньшей мере умеешь метать деревянную палицу. Это тоже доказывает силу мужа, хотя соотечественники мои мало упражняются в таком занятии. В храмине видел я такую палицу над креслом хозяина.
– Если князь и важные люди дозволят, то попытаюсь показать, чему я некогда учился, – ответил Инго почтенному старцу.
По знаку князя один из стражей поспешил во двор и принес оружие из дубового дерева, от рукоятки загнутое назад, а спереди снабженное острым лезвием. Палица переходила из руки в руки, и с улыбкой взвешивали мужи легкое орудие.
– Такое оружие носит наш свинопас и бьет им волков, – с презрением сказал Теодульф, но старец Изанбарт укоризненно возразил:
– Неразумно говоришь ты, ибо видел я, что палица, не тяжелее этой, раздробляла череп, словно глиняный горшок.
И он передал палицу хозяину.
– Кому случалось проезжать по полю сражения на восточных границах, – сказал князь, – тому известны раны, наносимые этим оружием. Слышал я от старых воинов, что в деревяшке этой сокрыто нечто таинственное и что трудно управлять ею. Но как коварно поражает она голову неосторожного! Палица эта не недостойна руки благородного человека, потому что некогда она была оружием короля, и мой отец привез ее из чужбины.
– Так пусть она сослужит службу сыну! – весело воскликнул Инго и схватил оружие. Коротким движением руки он бросил палицу, которая извилистыми кругами понеслась по воздуху, и когда все полагали, что она упадет на землю – вдруг, словно по шнурку, она полетела назад к Инго, который схватил ее на лету за рукоятку и снова стал швырять то туда, то сюда, все сильнее и сильнее, причем каждый раз она послушно возвращалась в его руку. Потеха дубовой палицей казалась столь нетрудной и забавной, что зрители стали подходить ближе, и громкий смех послышался в их кругу.
– Фиглярство проходимца! – презрительно закричал Теодульф.
– Оружие мужа, – с достоинством ответил чужеземец. – Едва ли череп твой крепче этого шишака.
Он сказал что-то Вольфу, который поставил на столб, на расстоянии полета копья, старый железный шишак. Инго на глаз измерил это расстояние, взвесил оружие в раскачивающейся руке, навесом метнул его в шишак и сделал мощный прыжок вперед. Сильно затрещал лопнувший металл, однако палица снова полетела назад, и снова Инго ловко схватил ее. В кругу раздался крик изумления, и любопытная толпа собралась вокруг разбитого шишака.
– Так и быть, – снисходительно сказал Теодульф. – Ты показал нам свою ловкость, теперь испытай себя и в нашем обычае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104