Когда надоест быть поэтом. С
лова ведь когда-то кончаются. У каждого человека в голове так много слов.
И что же я буду делать потом? Мне бы хотелось быть пожарным. А после Ц врач
ом. Какая разница. Зато по проволоке ходить буду в последнюю очередь. Толь
ко в старости, когда научусь ходить не хуже других. Тогда я буду плясать на
проволоке, да так, что люди рот разинут. Даже дети. Вот чего бы мне хотелось
. Танцевать на проволоке до самой смерти.
Не важно. Какая разница. Мне Ц никакой. Вы же видите, я богатый человек. Мне
волноваться нечего. Нет, нет. Не по этому поводу. Зуб даю. Отец был богатым, и
маленькому Питеру, когда его заперли в темноте, достались все его деньги.
Ха-ха-ха. Простите, что смеюсь. Иногда я такое сказану.
Из Стилменов я Ц последний. Когда-то, говорят, большая семья была. Из Бост
она Ц может, слышали? Я Ц последний. Больше никого не осталось. За мной пу
сто, я замыкающий. Что ж, тем лучше. Будет не обидно, когда все это кончится.
Лучше быть мертвым, чем живым.
Отец, может, был не так уж и плох. По крайней мере, мне сейчас так кажется. У н
его была большая голова. Большущая. Места внутри полно. А значит, и мыслей
в этой голове было видимо-невидимо. Бедный Питер! Попал в переделку, а? Нич
его не видно, ни сказать, ни сделать, ни подумать. Ничего-то этот Питер не мо
жет. Ничегошеньки.
Сам-то я ничего про все это не знаю. И не понимаю. Обо всем этом мне жена рас
сказывает. Говорит, что мне необходимо это знать, даже если я ничего понят
ь не могу. Но я и этого тоже не понимаю. Чтобы знать, надо понимать. Нет, скаж
ете? А я ничего не знаю. Может, я Питер Стилмен, а может, и нет. Питер Никто Ц в
от мое настоящее имя. Спасибо. А что вы обо всем этом думаете?
Я вам, значит, про отца рассказываю. Хорошая история, даже если я ее и не пон
имаю. Я могу вам ее рассказать, потому что знаю слова. А это уже кое-что, вер
но? В смысле, знать слова. Иногда я так горжусь собой. Простите. Вот что гово
рит моя жена. Она говорит, что отец рассуждал о Боге. Смешное такое слово. Б
ог-дог. Но ведь дог не похож на Бога, верно? Гав-гав. Вау-вау. Собачьи слова. К
расивые. Лучше не придумаешь. Не хуже моих слов.
Так вот, отец рассуждал о Боге. Хотел понять, есть ли у Бога свой язык. Не спр
ашивайте меня, что это значит. Я рассказываю только потому, что знаю слова
. Отец думал, что младенец сможет заговорить, если не будет видеть людей. Н
о разве ж это младенец? Ага. Вы начинаете понимать. Подкупать его не пришло
сь. Конечно, кое-какие человеческие слова Питер знал. С этим ничего подела
ть было нельзя. Но отец думал, что, может, Питер их забудет. Со временем. Вот
почему было так много бум-бум-бум. Каждый раз, когда Питер произносил сло
во, отец делал ему бум-бум. Наконец Питер научился не говорить. Йа-йа-йа. Сп
асибо.
Питер молчал. Все эти дни, месяцы, годы. Маленький Питер сидел в темноте, од
инешенек, и слова шумели у него в голове, отвлекали его. Вот почему у него п
лохо открывается ротик. Бедный Питер. У-у-у. Вот как он плачет. Маленький ма
льчик, который никогда не станет большим.
Сейчас Питер говорит, как все люди. Но у него в голове есть и другие слова. Э
то Божий язык, на нем, кроме него, никто говорить не умеет. Их не переведешь.
Вот почему Питер живет так близко от Бога. Вот почему он известный поэт.
Сейчас у меня все хорошо. Могу делать все, что хочу. В любое время, в любом ме
сте. У меня даже жена есть. Сами видите. Я уже упоминал о ней. Может быть, вы д
аже с ней познакомились. Красивая, правда? Ее зовут Вирджиния. Это не насто
ящее ее имя. Но это значения не имеет. Для меня.
По первому моему зову жена приводит мне девочек. Это шлюхи. Я вставляю в ни
х свой червячок, и они стонут. Их было так много. Ха-ха. Они приходят сюда, и я
их трахаю. Трахаться хорошо. Вирджиния им платит, и все довольны. Зуб даю. Х
а-ха.
Бедная Вирджиния. Она трахаться не любит. В смысле, со мной. Может, она трах
ается с кем-то другим. Кто знает? Я ничего про это не знаю. Какая разница. Оч
ень может быть, она даст и вам, если вы проявите к ней интерес. Я был бы счаст
лив. За вас. Спасибо.
Вот так. Столько разного происходит. Всего и не расскажешь. У меня не все д
ома, я знаю. Это верно, да, я говорю это без всякого принуждения: иногда я кри
ком кричу. Без всякой причины. Как будто для этого нужна причина. Нет, я ник
акой причины не вижу. И все остальные тоже. Нет. А потом наступает время, ко
гда я замолкаю. Молчу по многу дней подряд. Не говорю ничего. Ничего, ничег
о. Я забываю, что надо делать, чтобы изо рта вылетали слова. А потом мне стан
овится трудно двигаться. Йа-йа. И даже смотреть. Тогда-то я и становлюсь ми
стером Грустли.
Мне по-прежнему хочется быть в темноте. Во всяком случае, иногда. Думаю, эт
о идет мне на пользу. В темноте я говорю на Божьем языке и никто меня не слы
шит. Не сердитесь, пожалуйста. Я ничего не могу с собой поделать.
Лучше всего, конечно, воздух. Да. И понемногу я выучился жить на воздухе. Во
здух и свет, да, свет тоже, он освещает все вокруг, и я могу видеть то, что хоч
у. Свет и воздух, лучше них нет ничего. Простите меня. Воздух и свет. Да. Когд
а погода хорошая, я люблю сидеть у открытого окна. Иногда я выглядываю из о
кна и смотрю на то, что внизу. На улицу, на людей, на собак и машины, на кирпич
ный дом напротив. А бывает, я закрываю глаза и просто сижу у окна: ветерок о
бдувает лицо, в воздухе свет, свет всюду, и даже в закрытых глазах, весь мир
красного цвета, красивого красного цвета, это солнечные лучи падают на м
еня, проникают в глаза.
Верно, выхожу я редко. Мне трудно, и я не всегда в себе уверен. Иногда я плачу
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16