Я сказал:
– Домовушка пироги печет со всякими вкусностями…
Пес ответил нечленораздельным ворчанием – он успел задремать.
– Лада говорила, что очень сожалеет, что мы сидим без мяса по ее вине, – продолжал я.
Это была правда – Лада действительно после моего подвига с курицей сказала, что очень сожалеет, что воровать грешно, и просила меня потерпеть – ради нее.
Пес снова проворчал нечто неразборчивое.
– Она уходит на всю ночь, поэтому, если бы мы и съели по куску колбасы, ничего дурного в этом не было бы…
Этого Лада не говорила. Чего я – заметьте! – и не утверждал. Но после сказанной мной фразы Пес должен был подумать (и подумал, как доказали последующие события), что инициатива приобрести колбасу исходила от Лады.
Пес встрепенулся и резко сел на кровати. Сетка под нами прогнулась, пружины заскрипели, но кровать – в прежние времена умели делать мебель – выдержала.
– Правда? – спросил он недоверчиво.
– Ну рассуди сам: Лада уходит в четыре часа. Так? Придет она не раньше восьми утра. Так? У нас есть целых шестнадцать часов на приобретение и употребление колбасы.
– Да, но как ее приобрести? Лада ведь не может ее для нас купить!
– Не может. А ты – можешь. Берешь сумку, берешь деньги, берешь записку, в которой указано приблизительно следующее: «Прошу подателю сего отпустить один килограмм колбасы»; идешь в магазин, протягиваешь продавцу записку и деньги, он умиляется, взвешивает тебе килограмм колбасы, да еще – попомни мои слова! – еще и тебя угостит кусочком, просто так, бесплатно.
Пес задумался. Мыслительный процесс протекал у Него тяжело и мучительно – и без привлечения всяких хам магических способностей я чувствовал, как мысли ворочаются в его большой голове, как постепенно смысл моих слов доходит до его понимания, как он, наконец, соображает, что в состоянии выполнить требуемое, и его широкая пасть расплывается в ухмылке. Колбаски ему хотелось еще как!
Потом его морда омрачилась.
– А записка? – спросил он требовательно.
– Ты что, писать не умеешь? – пренебрежительно бросил я.
– Когда-то умел, – вздохнул он и поглядел на свои толстые лапы. Действительно, в таких когтях трудно было удержать ручку или карандаш.
– Что, и на машинке настучать не сможешь пару строчек?
– Я попробую, – сказал он, спрыгнул с кровати и отправился в кабинет. Что мне в нем нравилось – у него слово никогда не расходились с делом.
– И будет для всех сюрприз! – крикнул я ему вдогонку. – Новогодний!
Он обернулся на пороге, подумал немного и кивнул. Теперь я был уверен, что он никому ничего не скажет. Ладе – потому что считает, что просьба купить колбасу исходила от нее. Остальным – чтобы не испортить впечатления, ведь весь смак сюрприза – в его неожиданности. Домовушка сегодня слишком занят пирогами и прочей стряпней, Лада – собой, приведением себя в порядок, Ворон устроил себе выходной и даже не сунется сегодня в кабинет, а будет сидеть в кухне на своем насесте, изводить Домовушку разговорами и предвкушать ночное пиршество, наслаждаясь запахами. Остальным же до Пса и дела нет – где он и чем занят. А хозяйственная сумка с кошельком внутри всегда висела на ручке кухонной двери – Пес с этой сумкой в зубах сопровождал Ладу по утрам в булочную или молочную.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
нравоучительная
Справедливость – всегда справедливость, хотя она приходит с опозданием, и то по ошибке.
Дж. Б. Шоу

Должен отметить, и я готов повторять это снова и снова, Пес был волен в своем выборе. Он волен был спокойно продолжать валяться на кровати, или спокойно гонять несуществующих блох на коврике у двери, даже и рявкнуть на меня злобно, имея в виду, что, раз ты такой умный, то вот возьми и сам сходи за колбасой. Я не заставлял Пса «красть» кошелек, а именно таким словом было названо совершенное им деяние, когда Пес вернулся домой после блистательно проведенной им операции. И употребил это мерзкое слово Домовушка.
Я повторяю: я Пса не заставлял. Я сказал только о желательности приобретения колбасы к празднику. Я намекнул, может быть, что Лада не была бы против. Возможно, я подсказал сам способ приобретения – да, в этом я виноват. Но выбор сделан был Псом добровольно, и нечего было кивать на меня своей лобастой головой и перекладывать вину с этой больной головы на мою здоровую.
Приблизительно так я ответил на гнусные попытки опорочить мое честное имя, когда Домовушка, хрипя й заикаясь от негодования, воскликнул:
– Что же это такое? Украл, как есть украл кошелек, притащил в дом пакостный продухт сей, и кто! Честнейший Пес! Сам бы он на таковое не пошел бы, его кто-то подбил на скверну сию… – При этих Домовушкиных словах все посмотрели на меня.
Мы сидели на кухне, перекусывая на скорую руку остатками обеда – это был наш легкий ужин перед праздничным застольем. За полчаса до того Лада, надев новое платье, накрасившись, напомадившись, расчесав накрученные на бигуди волосы, вволю повертелась перед зеркалом и убежала на вечеринку, чмокнув некоторых из нас (в том числе меня, Пса и Ворона) на прощание. Пес вышел будто бы проводить ее, и никто в предпраздничных хлопотах не заметил, что в зубах он нес нашу хозяйственную сумку. И вот теперь, когда он, со счастливой улыбкой на морде, запыхавшийся и довольный, вбежал в дверь, распространяя вокруг себя давно позабытое благоухание колбасы, вместо радостных и поощрительных возгласов, которые он, может быть, ожидал услышать («О, Пес, молодец!» или «Как ты здорово придумал, умница!»), его встретили недоуменным молчанием и недвусмысленными обвинениями в воровстве.
Конечно же – я и не ожидал ничего иного – он стал обвинять меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130