— Большей безвкусицы мне еще не приходилось видеть.— Да, мама, — согласился Крейвен. — Полная безвкусица.— Какая вульгарность.— Абсолютная.— Краны из золота, а!— Ужасно.— Ну, а чего же еще следовало ожидать?— Она здесь, — объявил Марко.Джино кивнул. На день позже, по все-таки приехала.— Чем она занята?— Играет в теннис. Разделывается с профессионалом.— Ты смеешься!— У нее просто убийственный удар. Джино расхохотался.— Сообщи ей, что мне хотелось бы поужинать с ней. Пусть приходит сюда в половине седьмого.— Хорошо, босс.Чуть позже Марко вернулся, чтобы уведомить Джино: миссис Ричмонд благодарит за приглашение, однако она уже связана предыдущей договоренностью, поэтому нельзя ли встретиться несколько позднее, скажем, в десять вечера?Джино пришел в ярость. Она приехала, чтобы просить его об одолжении, и вот он должен болтаться где-то, дожидаясь ее! Неслыханно!— Передай миссис Ричмонд, что десять вечера для меня неудобно, — звенящим от напряжения голосом сказал он. — Пусть тогда уж будет одиннадцать, От нее Марко пришел со следующим: миссис Ричмонд сказала, что одиннадцать ее полностью устраивает — в ее номере.— Замечательно, — откликнулся на это Джино. — В моем.Бетти Ричмонд появилась в пять минут первого, выглядя настоящей спортсменкой — голубого цвета платье, загорелая кожа, волосы зачесаны назад и охвачены голубой же лентой.— Прошу меня извинить, но это такое очаровательное место — не знаешь даже, с кем столкнешься в следующее мгновение.— Да.Джино демонстративно посмотрел на часы.— Надеюсь, я не заставила тебя ждать, — с тревогой в голосе проговорила она. — Или теперь уже слитком поздно обсуждать вопрос нашего благотворительного вечера? Может, утром, во время завтрака?— Можно и сейчас. Я беседовал с Тини Мартино, он говорит, что, возможно, — всего лишь возможно, обрати на это внимание — он будет в состоянии устроить это.— О, он все сделает!— Я же сказал — возможно.— Нет-нет, все в порядке. Он наверняка все сделает. Я виделась с ним сегодня вечером, замечательный мужчина, и он дал мне свое твердое «да».Джино нахмурился. Господи! Зачем же он ей понадобился? Она сама все может организовать. Он пожалел о том, что обещал помочь с этим чертовым благотворительным спектаклем.В семь часов утра его разбудил телефонный звонок личного аппарата: этим номером пользовались лишь самые близкие ему люди, да и то лишь в случае крайней нужды. Звонил Коста, из Нью-Йорка.— Джино, у меня плохие новости.— Что такое?— Лаки. Она удрала из школы.— О Боже!— Оставила две записки.— Что в них?— Что-то насчет того, что ей необходимо обо всем подумать, чтобы мы не беспокоились за нее, что она отправляется в Лос-Анджелес.— Черт возьми!— Я велел школе не поднимать шума. Они стараются помочь.— Хоть это хорошо.— Что ты хочешь, чтобы я предпринял?— Не знаю… Господи! Вот дурочка'. — На мгновение он задумался. — Вот что, ничего не делай. Просто положи трубку. Я сейчас же лечу к тебе. Поговорим, когда доберусь до Нью-Йорка.— По-моему, это самое лучшее.— Пока.Он перевел дух. Лаки. Дрянная девчонка. Она сама напрашивается на порку. Что ж, придется ей это устроить. Когда она отыщется, конечно. ЛАКИ. 1966 Два исключительно вежливых француза, одетых в безукоризненные смокинги и темные брюки, негромко, по настойчиво спорили о чем-то с встревоженным Уоррисом Чартерсом.— Да говорю же вам — им обеим давно уже больше двадцати одного года, — настаивал он.— Я уверен в этом, сэр, — согласился с ним один из споривших. — Но у нас тут свои правила, и пока леди не предъявят свои паспорта… — Он по-галльски пожал плечами.Лаки захотелось хихикнуть. Вся эта сцена представлялась ей такой нелепой. Вот — они с Олимпией, разодетые в тетушкины платья, вот — злой, краснолицый Уоррис, вот — глазеющая на них публика.— Господи Боже мой! — громко произнесла Олимпия. — Это просто смешно. Пошли!— Нет, — упрямо воспротивился Уоррис. — Правила пишутся для того, чтобы их нарушать.— Только не в этом казино, сэр, — невозмутимо заметил один из «смокингов».— Долбаные лягушатники! — неожиданно взорвался Чартере. — Что вы вообще понимаете?Видя, что посетитель вышел из себя, француз сделал знак двум фигурам у дверей. Фигуры надвинулись на Уорриса, с обеих сторон крепко подхватив его под локти. Это окончательно взбесило Чартерса, и он еще более громким голосом принялся выкрикивать оскорбления.— Дивно! — вздохнула Лаки, кося взглядом на Олимпию. — Кто же он такой, этот твой друг?Олимпия нервно накручивала на палец белокурый локон.В это мгновение из подъехавшего белого «роллс-ройса» выбралась энергичная темноволосая женщина в высшей степени откровенном платье, а следом за ней появился высокий седовласый мужчина.— Уоррис! — пронзительно закричала женщина. — Висельник проклятый! Где ты пропадал?Чартере тут же перестал биться в крепких руках державших его мужчин и смолк. Фигуры неохотно разжали свои объятия. Чартере привел в порядок одежду.— Пиппа, — робко проблеял он, — я как раз собирался звонить тебе.— Ну да, — с ехидством отозвалась та, — а помешало тебе только то, что президент вляпался в дерьмо на Вашингтон-сквер.Теперь уже Олимпия не могла не вступить в перепалку. Она повернулась к потрясенному Уоррису и хозяйским голосом осведомилась:— Что это за женщина, дорогой? Пиппа едва смерила ее взглядом.— А я и не знала, что ты уже перешел на детей. Уоррис. В чем дело, что, все взрослые девочки уже выяснили, что ты всего-навсего дерьмовый актеришка?— Пиппа, я хотел познакомить тебя с Олимпией Станислопулос, — натянуто произнес Чартере. — Это дочь того самого Станислопулоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99