Стоило снова обрести сестер по Афине, как тотчас, похоже, ее слова заставят их отвернуться от нее навсегда. Лица герцогини Орлеанской и мадам де Кастри застыли. Наконец мадам де Кастри строго сказала:
– Мне известно, что вы любите уравнения. Вы им доверяете. Это хорошо. Это замечательно. Но в мире существуют такие уравнения, что только Господу Богу под силу их разрешить. И когда такое уравнение возникает перед человеком, помочь его решить может только интуиция. Моя интуиция подсказывает, что остановить надвигающийся мрак мы сможем только в том случае, если вы будете рядом с его величеством. Необходимо принести себя в жертву, – тихо закончила она. – Выйти замуж за величайшего из всех королей – не самая страшная жертва, на которую может пойти женщина.
Адриана знала, что статус королевы сделал Ментенон несчастной. Быть супругой Короля-Солнце оказалось смертной мукой, которую Ментенон никому бы не пожелала. И это несмотря на то, что она глубоко и искренне любила Людовика. Адриана же Людовика не любила.
Но мадам де Кастри права.
Адриана посмотрела на женщин, молча ожидающих ее ответа.
– Я не знаю, над чем работает Фацио, но я могу рассказать о некоторых отдельных деталях, мне известных. И, возможно, более светлые головы, чем моя, смогут разгадать эту загадку. Мне кажется, они создают новое оружие. Если мы располагаем временем, я напишу уравнение, над которым они работают.
– Будьте так любезны, – ответила герцогиня.
– Его величество… Если его величество сделает мне предложение, я не вижу причины ему отказывать. Но я совершенно искренне заявляю, что каждый день буду молиться, чтобы такого предложения он мне не сделал.
– Поспешите с молитвой, – сказала Креси с легкой печалью в голосе, – потому что уже сегодня вечером он сделает вам предложение.
Адриана закрыла глаза.
– Если вы видите такие вещи, почему не можете увидеть чем занимается Фацио? – спросила Адриана. – Почему вы не можете увидеть то, что принесет нам пелена мрака, которую вы предсказываете?
Недовольная улыбка дернула губы Креси:
– Когда я была совсем юной, то могла увидеть все, о чем меня просили, но с каждым годом мое видение становится слабее. Сейчас это сделалось моим проклятием. Я не могу видеть то, что хочу. Я вижу только то, что Богу угодно мне показать.
– Или дьяволу? – съязвила Адриана.
– Богу или дьяволу – не важно, – выдохнула Креси. – Важно то, что все мои видения непременно сбываются; а они редко бывают приятными.

Спустя два часа прибыла карета из Марли. Ее сопровождали тридцать гвардейцев Швейцарской роты, четыре стрелка и десять верховых карабинеров. Адриана, стараясь оставаться равнодушной, наблюдала, как внушительная кавалькада въезжала во двор. Она сосредоточила все свое внимание на деталях экипировки, поэтому не сразу заметила два бездыханных тела, лежащих перед домом. Им была отведена роль похитителей. Один из лежащих был одет точь-в-точь как тот незнакомец, что угрожал ей крафтпистолем, но Адриана точно знала, что это не он.
Во главе швейцарцев ехал Николас с осунувшимся и печальным лицом, одна рука болталась на перевязи, и потому, сидя в седле, он слегка покачивался.
– Мадемуазель, – бросился он к ней, спешившись, – мне нет прощения за то, что я не уберег вас. – Он склонил голову. – Простите меня, – сказал он таким голосом, что у Адрианы сжалось сердце. Он, верно, возненавидел бы ее, узнай, что его позор и пролитая кровь – всего лишь малозначащие детали в разыгранном представлении.
– В этом нет вашей вины, – так, чтобы все слышали, громко ответила она. – Я бы предпочла быть убитой, нежели видеть, как такой отважный воин сокрушается от стыда.
– А я бы предпочел умереть, нежели позволить им прикоснуться к вам, – ответил Николас.
Адриана широко улыбнулась:
– Но кто бы в таком случае сопровождал и охранял меня сейчас, сударь?
Николас снова поклонился и, передав поводья своей лошади одному из стрелков, проводил ее до кареты.
Как только они сели в карету, процессия тронулась в путь. Николас молчал.
– Вы серьезно ранены? – спросила Адриана спустя некоторое время.
– Я чувствовал бы себя несравнимо лучше, если бы рана моя была серьезной, – улыбнулся он печально. – Когда на нас напали и я вышел из кареты, пуля слегка задела мне плечо. А потом что-то… я не знаю, что это было. Как будто бы свет и жизнь высосали из меня, я провалился во тьму, а когда очнулся, ничего не помнил.
– Если пуля задела плечо, то зачем вам перевязь? – удивилась Адриана.
– Кость задета, – признался Николас. Он помолчал, затем добавил: – Я слышал, что его величество очень рассержены.
– Не беспокойтесь, Николас, я заступлюсь за вас перед королем.
– Сударыня, я хотел лишь сказать, что король волнуется о вас. – Он отвернулся к окну и совсем тихо произнес: – Многие испугались, что вас убьют или случится что-нибудь очень нехорошее.
– Но вы же видите, со мной все в порядке.
В карете на какое-то время воцарилось молчание, но вскоре Николас вновь повернулся к ней лицом. Его глаза сияли, но было в них нечто такое тяжелое, что они казались одновременно и ужасными, и прекрасными.
– Я хочу сказать вам, мадемуазель, – начал он, – что если какой мужчина осмелится к вам прикоснуться без вашего на то согласия, это будет означать только одно – я мертв, вознесся к Богу и потому не могу защитить вас. Я бы пожертвовал вечным спасением только ради того, чтобы вы не подвергались новым оскорблениям.
– Полноте, – смутилась Адриана, – полноте, Николас.
Они обменялись долгим проникновенным взглядом. Адриане казалось, что она летит вниз с огромной высоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134