– Да, но только после того, как явим миру свои имена, – напомнил ему Бен.
Джон хмыкнул:
– Да я и не переживаю по этому поводу. У нас есть черновики, мы всегда сможем доказать, что это наша идея.
– Честно говоря, – сказал Бен, – почтой я уже отправил письмо в Лондонскую королевскую академию. И, таким образом, у нас появилось еще одно доказательство – почтовая марка на конверте. Думаю, у нас есть все шансы доказать, что открытие принадлежит нам, хотя в письме и стоит подпись Янус.
Они шли по Большому пустырю, но Джон не мог сдержать радости и, забыв о благочинности, пустился в пляс.
– Бен, как ты думаешь, кто эти люди? Кому же мы все-таки отправили наши расчеты?
– Несомненно, они – очень важные персоны. Послушай, в каком это письме было написано, что король отблагодарит нас?
– О да! – еще больше развеселился Джон и принялся изображать короля, осыпающего подданных своей сиятельной милостью. – Прольет на нас свет Аполлона! Хотя мы так и не поняли, над чем эти философы работают. Мы помогли им решить маленькую часть большущей задачи…
– Я бы сказал не маленькую часть, а большую, – перебил его Бен. – Они застряли, а мы им помогли сдвинуться с места.
– Да понятно, что они застряли, но к какой цели они движутся?
Бен пожал плечами:
– Может быть, изобретают новую пушку, чтобы побыстрее разбить французов.
– Нет, на пушку это не похоже.
– У меня для тебя, Джон, есть загадка, куда более интересная, – сказал Бен. – Вот ответь мне с ходу, почему письмо от Минервы подписано не одиннадцатым, а двадцать вторым апреля?
– Что? – Джон вырвал у него из рук листок и нахмурился. – Может быть, они ошиблись, – проворчал он.
Бен пожал плечами.
– Я проверил, все сообщения датируются на одиннадцать дней вперед.
– Одиннадцать? Мне это что-то напоминает, – задумался Джон.
– А что если эти письма не нам посылались? Возможно, это ранее перехваченная переписка, теперь ее кому-то отправляют, а? – рассуждал Бен.
– Это недоразумение, – сказал Джон, пнув ногой подвернувшийся пучок травы, – но только в том случае, если они не пользуются римским календарем. Он с нашим календарем не совпадает, и кажется, ровно на одиннадцать дней.
Бен остановился как вкопанный и с ужасом уставился на друга.
– О господи, – пролепетал он, – ведь это очень похоже на правду.
– Что ты хочешь этим сказать? – Джон щелкнул пальцами. – Я не вижу здесь причины для трагедии.
– Ну как же, все это время мы считали господина F англичанином и думали, что пишем ему в Англию.
– Он и есть англичанин, он же по-английски письма пишет, – резонно заметил Джон.
– Ну и что из того, что по-английски?! Может быть, он переписывается с англичанами. А что если господин F – испанец или… – Бен замолчал. – Джон, – тихо произнес он, а что если этот F – француз? Ты помнишь про его «лучезарный свет Аполлона»? Господи, Джон, эти эпитеты относятся не к королю Георгу, но к Людовику, королю французскому!
– Погоди, – встревожился Джон, – погоди, Бен. Ты начал говорить о богах и богинях. Ты подписался Янусом, он в ответ – Минервой, потом назвал тебя Прометеем, ну и так далее.
– Ни один англичанин не назвал бы короля Георга Аполлоном. Скорее Зевсом или Юпитером. А Людовика XIV французы называют Король-Солнце. О господи, Джон, ты знаешь, что мы такое сейчас сделали? Мы оказали помощь врагам нашей страны!
Джон ничего не ответил, он лишь молча посмотрел Бену в глаза.

14. Возрождение

Людовик проснулся от звука заводимых часов. Версалю было совершенно безразлично, видит Аполлон его великолепие или нет. Версаль позволит ему прожить еще один день, даже не заметив, что король ослеп. И в этом равнодушии Версаля заключалась сила Людовика. Не единожды Версаль спасал его от безумия своей размеренностью и строгим подчинением порядку. И еще не раз спасет.
– Как вы себя сегодня чувствуете, ваше величество? – прозвучал рядом голос Луи-Александра.
– Очень хорошо, – ответил Людовик, производя изнутри осмотр своих почти вековых членов. Ему никогда не нужно было видеть свое лицо, он знал, какое выражение на нем надето. Он знал, как ту или иную эмоцию превратить в улыбку или суровую гримасу. Особенно легко это лицедейство давалось после того, как эликсир даровал ему способность ощущать каждую мышцу своего тела. Но в сложившихся обстоятельствах короля беспокоило совсем другое: он не видел лиц окружающих его людей, не мог читать по этим лицам мысли и чувства, не мог принимать вынужденные признания, выраженные потупленным взором, не мог насторожиться от убийственного блеска не в меру ослепительной улыбки. Он точно знал, доведись ему даже случайно взглянуть в лицо убийцы, он тут же, по глазам узнал бы его.
«Кто же это был? Чей это заговор?» – мысленно спрашивал себя Людовик. В бурлящем вокруг него шепоте не раз до его слуха долетало имя герцога Орлеанского. Но он не верил. Сын его родного брата на такое не был способен. Герцог – существо бесхребетное, напрочь лишенное каких бы то ни было амбиций, он влеком одной лишь страстью – обладать каждой красивой женщиной Франции.
Вполне вероятно, если согласиться с Торси и Ботемом, что покушение совершено английским шпионом. Эта версия самая вероятная, и к тому же она всех устраивает. В доказательство этой версии в конюшне нашли убитого англичанина, и это готов засвидетельствовать один из гвардейцев его Ирландской роты.
А тем временем Мальборо одерживает одну победу за другой. И зачем ему, и без того победителю, устраивать покушение, чтобы вызвать тем самым порицание всех европейских стран? Но Туманный Альбион мог каким-то образом разведать о новом оружии Франции и той роли, которую при его разработке играет король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134