По мере того как глаза обводили толпу приглашенных на праздник, неприятное чувство в груди росло. Перед ним колыхалась масса элегантно одетых людей. Многие, как предписывалось, – в костюмах, украшенных перьями. Остальные, как он и настаивал, были одеты либо в белое, либо в красное. Все смеялись и приветствовали его низкими поклонами. Но в толпе не чувствовалось живой искры радости и веселья.
Когда-то его любила вся Франция. Что же теперь с ней случилось?
На глаза навернулись слезы. Если бы только он мог объяснить им. Если бы только они поверили и согласились немного подождать, тогда все, как и прежде, стало бы хорошо. Те силы, которые сосут жизненные соки Франции, скоро начнут соперничать друг с другом, чтобы посмотреть, кто из них ниже пал в стремлении получить объедки с роскошного стола Франции. И вот тогда двор и народ узнают, как много он для них сделал. И тогда они снова его полюбят всем сердцем, всей душой.
Адриана не могла не признать, что Большой канал великолепен. Он походил на крестообразное внутреннее море с мраморными берегами. Он воплощал в себе достоинства Версаля. Изумительные пропорции, бесценное творение, приковывающее взгляд, фривольное и легкомысленное.
Трап, перекинутый над застоялой водой, вел на баржу. Король уже успел подняться на борт этого нелепо разукрашенного судна, там были и дофин, и герцог Орлеанский, и герцог Мэн. К своему неудовольствию, Адриана обнаружила, что жены обоих герцогов следовали сразу за ней, ею нарочито бросали вызов их высокому положению. Самыми последними прибыли около шестидесяти придворных, и повсюду – гвардейцы Швейцарской роты, личная гвардия короля, одетая в голубые ливреи с серебряным позументом. Небольшой оркестр играл что-то незнакомое, похожее на военный марш. Звучал оркестр несколько варварски, впечатление усиливалось от примитивного и жалобного завывания волынки – в последнее время волынка вошла в моду.
Башмаки носильщиков глухо застучали по трапу, минуту спустя ливрейный лакей открыл дверцу паланкина, сильные руки подхватили Адриану и опустили на палубу. Ее любезно проводили к закрепленному за ней месту.
Небывалая экстравагантность убранства баржи поразила даже искушенный Версаль. Баржа представляла собой плоскую четырехугольную платформу – настоящий плавучий остров. Ближе к носу возвышалась четырехуровневая пирамида. На каждом углу всех четырех уровней развевался штандарт с сияющим на нем солнцем – символом Людовика XIV. На вершине пирамиды стояли два трона – большой и поменьше; над большим троном играл на ветру самый большой штандарт с великолепной королевской эмблемой; подсвеченная алхимическим фонарем, она сияла подобно настоящему солнцу. Два других фонаря, затейливо убранные, украшали нос и корму баржи, и сотни маленьких солнц светили по краям планшира. Оркестр располагался на небольшом возвышении почти у самого носа. И, начиная со штандартов, все вокруг было украшено гирляндами из перьев и лент.
Мгновенно Адриану охватил ужас, ей показалось, что второй, меньший трон приготовлен для нее. В следующую секунду она вздохнула с огромным облегчением – ее проводили на третий ярус пирамиды. Меньший трон занял дофин, королевский правнук и наследник, его детское лицо сияло в золотистом свете волшебного фонаря. На нем был алый камзол, темно-малиновый жилет и головной убор с огромными перьями, похожими на извергающийся кроваво-красный фонтан.
Подле него восседал Людовик, одетый в ослепительно белый камзол с золотым позументом, на ногах – золотые чулки, белоснежные перья шляпы удивляли невероятной высотой. Остальные члены королевской фамилии, насколько Адриана успела заметить, были одеты подстать королю и наследнику, но все же не так живописно. Только Людовик и дофин восседали на тронах, остальные разместились на ярусах пирамиды. Чувствуя неловкость, Адриана продолжала растерянно стоять.
– Садитесь, дорогая, – прошептал кто-то, дергая ее за руку.
Шепот заставил Адриану вздрогнуть. Сестры в Сен-Сире приучили ее бояться шепота. Испуганно обернувшись, она наткнулась на пару больших карих глаз, в них сияло задорное лукавство.
– Герцогиня, – узнала Адриана, приседая в реверансе. Герцогиня Орлеанская сложила маленькие губки в милую улыбку. Она была одной из незаконнорожденных детей короля от его знаменитой любовницы мадемуазель Атенаис. Лицо герцогини смотрело на Адриану глазами короля и улыбалось его улыбкой. Адриана с горечью вспомнила, что совсем недавно министр Торси предупреждал ее держаться настороже именно с мужем герцогини – герцогом Орлеанским.
– Моя дорогая девочка, – произнесла герцогиня сладчайшим, улыбке подстать, голосом, – какое чудо, что вы с нами, иначе сегодняшний день был бы не таким великолепным. – Герцогиня слегка шепелявила, и ее враги никогда не упускали случая пройтись на сей счет.
– Благодарю вас, мадам, – ответила Адриана. – Должна признаться, я очень удивлена, что меня пригласили на этот праздник. – Рядом с герцогиней Орлеанской села еще одна женщина, Адриана узнала ее – это была герцогиня Мэн. Она едва удостоила Адриану и герцогиню Орлеанскую холодным равнодушным взглядом и демонстративно отвернулась в сторону. Прямо над головой Адрианы, на втором ярусе расположились герцог Орлеанский и герцог Мэн, а внизу, на последнем, четвертом ярусе между шестьюдесятью придворными шла ожесточенная борьба за право сидеть на оставшихся почетных местах.
– А я нисколько не удивлена, милая Адриана, – сказала герцогиня Орлеанская. – Вы нам дороги за все то хорошее, что сделали для покинувшей нас мадам де Ментенон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134