В этой ситуации я не мог бы предсказать, на чьей стороне окажется победа, вне зависимости от правил. Но вот если их будет пятеро , тогда преимущество снова переходит к слабейшему, которого не станут атаковать… похоже, существенная разница состоит в том, четное или нечетное количество бойцов участвует в сражении?
— Возможно, — согласился Махалалел. — А если пять — интересное число, подумай, насколько интригующим будет семь . Как думаете, вероятно такое, чтобы наислабейший из семерых получил наибольшие шансы на выживание в войны — против остальных шести?
— Нет, — заявил Пелорус. — Я в это не верю. И в любом случае, не могу себе представить подобную ситуацию: участвуй в ней отдельные представители рода человеческого или все племена людей.
— Я верю, что может, — сказал Глиняный Монстр Махалалелу, не обращая внимание на протест товарища. Он задумчиво покачал головой. — Я действительно в это верю.
— Разумеется, надо учитывать, что, если соберутся семеро участников боя, искушение заключить перемирие будет очень велико, — уточнил Махалалел. — И это включает в систему еще одно измерение. Многое будет зависеть от того, кто с кем войдет в союз… и кого предаст, вступая в него. Как вы думаете, принимая во внимание все это, сможет слабейший из семи все еще удержать свой шанс?
— Нет, — отозвался Пелорус.
— О, да, — воскликнул Глиняный Монстр. — Шанс, безусловно, есть. Но самый лучший шанс выпадет самому хитрому, особенно, если он сумеет ввести остальных в заблуждение относительно своей силы и дружеских намерений.
— Я тоже так считаю, — с гордостью подтвердил Махалалел. — Абсолютно также.
— Что за бессмысленное заключение, — устало проронил Пелорус. — Особенно, если нет реальной ситуации, к которой его можно было бы применить.
— Со временем изменяющийся мир людей сможет подбросить кучу странных ситуаций. И если, как говорит Махалалел, этот мир подобен театру теней, тусклое отражение мира иного… наверное, не стоит спешить и отмахиваться от этой забавы.
И Глиняный Монстр взглянул на своего Творца, ожидая похвалы за свою сообразительность, но Махалалел погрузился в собственные мысли.
— Если бы только существовали правила, — проговорил он, обращаясь больше к самому себе, чем к компаньонам. — Если бы только существовали законы. Или, если они действительно существуют, если бы можно было узнать, в чем они состоят! Тогда ни самые сильные, ни даже самые быстрые не были бы столь сильны в битве!
— Я знаю, кого я бы поддержал, имея я выбор, — цинично заметил Пелорус.
— У тебя его нет, — холодно парировал Махалалел. — И никогда не будет.
Часть 2. На нейтральной полосе
И пали звезды с небес на землю, словно плоды со смоковницы, когда ветер сотрясает ее.
И разверзлись небеса, словно свиток с письменами, а всякая гора, и всякий остров сдвинулись со своих мест.
И цари земные, и все люди великие, и все люди богатые, и главные в войсках, и сильные люди, и каждый общинник, и каждый свободный человек — спрятались в пещерах и скалах среди гор.
И сказали они скалам и горам: Падите на нас, и укройте нас от лика Того, кто восседает на троне, и от гнева Агнца;
Ибо близится великий день Его гнева; и разве кто сего гнева избегнет?
Откровения Иоанна Богослова, 6:13—17

1.
Дэвид Лидиард больше не мечтал об ангеле-хранителе, которого прежде отождествлял с богиней Баст, и не видел ни одно из множества ее лиц в течение веков. Он также не позволял себе, даже в мечтах, вторгаться в мысли других. Из всего этого он иногда делал соблазнительное заключение, что ангел, не видя в нем более смысла, отпустил его на свободу — жить, как все другие люди, мечтать, как мечтают они — но не был в этом уверен до конца. Однажды обнаружив в своих снах откровения, он не мог отказаться от поисков, а сны Дэвиду все еще снились. Ему не требовалось ангельского вдохновения, чтобы множество снов-одиссей и снов-образов посещали его с того момента, как его укусила змея в Египте.
В недавних снах Дэвида Сатана лежал, распятый, на полу в седьмом, последнем круге преисподней, который и есть Творение. Никакой расплавленной лавы не лилось ему на спину. Было лишь бесконечное поле, чистый покров изо льда, от которого исходил такой жуткий, зловещий холод, что, казалось, он пробирается в каждый уголок мироздания, леденит кровь, заставляет застыть его сердце. Лишь душа его сумела избегнуть мертвенной хватки льда, оставаясь жаркой, лихорадочно пылающей, и это компенсировало холод плоти.
Одно время место действия снова Дэвида было связано с народом варгов: волков, проклятых Махалалелом. Однако, за прошедшие годы и волки научились носить человеческие маски. В снах Дэвида их вой все еще звучал скорбно, но они больше не оплакивали свою самоидентификацию и свое бессмертие. И не потому, что обрели мудрость, а потому, что у них появилась надежда . Закончились Танталовы и Прометеевы муки. Дэвид-Сатана поменялся с ними местами и был приговорен узнать, по меньшей мере, несколько тайн вечности, и теперь смотрел в бескрайнее черное небо, звездный рисунок которого создавал лишь иллюзию лика Творца.
Иногда, даже сейчас, воображение Дэвида-Сатаны снимало этот Лик с бесформенного светового пятна, чтобы изучить его особую печаль, его уникальную скорбь: жалкое свечение Божественной Импотенции. Дэвид давно знал, что это бесполезно: искать Бога вовне, за пределами космоса, ибо все боги уже были здесь, вплетенные в саму ткань пространства. И еще, как мог глаз человеческого существа — а Сатана, очевидно, сотворил его по собственному образу и подобию, хотя и искаженному — как мог этот глаз мог найти что-либо в этом всеобщем хаосе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137