!
…Он имел все основания быть довольным собой, лежа в сладкой усталости и лениво пуская дым. Молодая красавица, о которой наверняка нескромно мечтали едва ли не все сталкивавшиеся с ней на улице мужчины, прильнула к его плечу, засыпав лицо волною распущенных волос, – в полной его власти после всего, что позволяла этой ночью, покорная и пригревшаяся, отдававшаяся беззаветно и пылко… отчего же на душе скребли кошки?
Да исключительно оттого, что какая-то частичка сознания так и осталась свободна от романтических чувств…
И оттого, что очень многое пока что не решено.
– Ты не заснул? – прошептала в ухо Надя.
– Нет, – сказал Сабинин. – Мне хорошо. Понять бы еще, зачем я тебе…
– Ох, Коленька, ты способен даже из нежного создания сделать записную суфражистку… Вот если бы т ы проявил инициативу, тебе, уверена, и в голову бы не пришло терзаться сейчас подобными вопросами… Мне тоже хорошо, вот тебе и весь ответ. Устраивает?
Он кивнул, поглаживая ее по щеке. Длинная прямоугольная полоса лунного света лежала на полу, упираясь в дверь, стояла тишина – даже если кто-то, помимо них, и не спал, толстенные кирпичные стены старинного здания не пропускали ни единого звука – и на столе загадочно посверкивало в бутылке недопитое шампанское.
– Тебе надо будет как-то уйти к утру…
– Милый Коля, ты уже заботишься о моей репутации… – Надя, едва прикасаясь, погладила его шею кончиками пальцев. – Уверяю тебя, в такой заботе нет нужды. Утром я преспокойно отсюда выйду через парадный ход, сяду на извозчика и поеду в «Савой» – и меня совершенно не волнует, что будут думать эти российские гавроши, из которых здесь пытаются сделать бомбистов. Чует мое сердце, что я снова тебя шокировала, но ничего не могу с собой поделать… Коленька, знаешь, чем ты меня буквальным образом пленяешь? Тем, что так ни разу и не попытался нести чушь насчет внезапно вспыхнувшей в твоем сердце пламенной любви. Поверни голову, милый, я тебя поцелую, а то постель ужасно узкая, если стану ворочаться, еще на пол упаду… Вот так. В самом деле, милый, в тебе нет фальши, а женщины это ценили и будут ценить. Я тебя не разочаровала?
– Ты великолепная, – сказал Сабинин. – И непонятная.
– Ну, такова уж женская душа, – тихонько засмеялась Надя. – Насквозь непонятная. А за «великолепную» – спасибо, вот и сейчас нет фальши. В общем, ты на меня в чем-то ужасно похож, ты тоже относишься к жизни естественно и просто. Как это ты тогда говорил? «Жизнь – мазурка»?
– Это не я говорил, – поправил он машинально. – Это – ротмистр Извеков…
И по какому-то неисповедимому зигзагу мышления явственно увидел перед собой запрокинутое белое лицо ротмистра Извекова, убитого бунтовщиками на станции, чье название он так и не узнал, увидел пятна крови на снегу – темно-алые, ноздреватые, объемные ! – и направленные ему в грудь дула ружей, и вылетевших из-за крайних деревьев конных казаков, с разбойничьим посвистом и гиканьем крутивших клинки над головой… Врете, все это, все было не напрасно! И наши выстрелы, и выстрелы в нас, и все погибшие…
– Ах да, это я сама упоминала, что жизнь наша чрезвычайно похожа на мазурку… – вспомнила Надя. – Как думаешь? Задан некий музыкальный ритм, но всякий может выкаблучивать ногами на свой лад…
– Вот это верно, – сказал Сабинин, осторожно пропуская руку под ее плечи. – Хотя и в танго, думается мне, есть своя прелесть…
Глава девятая
Моnsieur decore
Что бы там ни было вечером и особенно ночью, но сейчас рядом с ним шла молодая респектабельная дама, строгая и совершенно недоступная на вид. Поскольку стоял уже белый день и публики на улице хватало, прощание получилось абсолютно невинным, ни в малейшей степени не выходившим за рамки светских приличий: Сабинин галантно поцеловал ей ручку, помог подняться на ступеньку экипажа, извозчик подстегнул лошадь – а Надя, разумеется, так и не оглянулась.
Проводив взглядом пролетку, Сабинин повернулся к старому Обердорфу, давно ставшему верным factotum, забрал у него письмо и открытку и, притворившись, будто не заметил ухарского подмигиванья ветерана, направился к кафе пана Ксаверия. Расположившись за свободным столиком, едва подавил зевок – спать этой ночью почти что и не пришлось, а день, как всегда, обещал быть насыщенным событиями.
В этом он лишний раз убедился, распечатав и пробежав глазами новое письмецо от тетушки Лотты… Небрежно бросив его на стол, в ответ на вопросительный взгляд официанта Яна распорядился:
– Никакого рома сегодня, любезный Ян. Принесите мне две чашечки кофе, самых больших, какие у вас есть, и кофе должен быть чертовски крепким…
Выпив полчашечки, закурил натощак по русскому обычаю и задумчиво смотрел на фланирующую публику, совершенно ее не видя.
Ребус, который предстояло решить, умещался в тот самый краткий вопрос, что уже прозвучал вслух. Зачем он ей? Особых иллюзий на собственный счет Сабинин не питал, вряд ли он был тем самым роковым красавцем из синематографа или с театральных подмостков, от коего женщины моментально теряют голову и, нимало не заботясь о приличиях, рушатся в его объятия, как срубленные березки. Самый обыкновенный мужчина, не красавец и не урод, выражаясь простонародно – на пятачок пучок…
Тогда? Вариантов для объяснения имелось всего два. Эта красавица-эмансипе, пренебрегающая обывательской моралью совершенно в духе мыслителя Ницше, попросту решила пойти навстречу естественным инстинктам, проще говоря, сделать очередным любовником первого подвернувшегося под руку подходящего мужчину. Дело совершенно житейское, как выразился бы старина Обердорф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97