ustinomia” – полиция.
Нечто в этом роде Бонд предвидел. Люди, назвавшиеся полицейскими, представляли, правда, весьма неубедительно, вчерашнюю жестокую перестрелку как дело рук Бонда и его людей. Но настоящая полиция подошла бы открыто, с обычными в таких случаях прожекторами, громкоговорителями, униформой и автоматами наизготовку. Теперь все было практически ясно – и, тем не менее, стопроцентной уверенности не было. Необходимо было как-то заставить противника обнаружить свое истинное лицо, притом совершенно определенно.
Лицас продолжал скандалить, жестами приказывая пришельцам убираться и объясняя им, как было условлено, что англичанина он высадил на мысе Сунион. Один из мужчин сделал шаг вперед, ощупал карманы Лицаса и отдал какой-то приказ. Двое его сообщников кинулись к дверям салона. Обыск длился недолго. Не прошло и минуты, как оба мужчины вновь появились на палубе. Главарь задумчиво кивнул головой (в Греции этот жест означает отрицание) и отдал другой приказ, после которого те двое ринулись дальше и скрылись из поля зрения Бонда.
Воцарилась полная тишина, если не считать слабого поскрипывания, которое издавал корпус катера. Затем раздался мужской смех, до нелепости неуместный в этой накаленной атмосфере, после чего – безумный металлический стрекот автомата, разносившийся над водой сухо и без эха. Последовал громкий стон. Бонд прекрасно видел, как Лицас бросился к крыше рубки, где под сложенным брезентом была спрятана “беретта”. В тот же самый момент человек, находившийся рядом с Бондом, кинулся на место штурмана и нажал кнопку на приборной доске. Тут же, где-то под палубой в чреве катера пришли в движение два мощных двигателя.
Теперь Бонд не терял времени. Он рванулся вперед и, зажав человеку рот, рукой обхватил его голову. Нож вонзился в грудь – раз, другой, третий, после каждого удара тело вздрагивало, руки тщетно пытались высвободиться из мертвого захвата. Бонд слышал еще приглушенные стоны своей жертвы, но в двух ярдах они были совершенно неразличимы. Бедняга, думал Бонд, тебе пообещали, что плавание будет прогулкой, и ты получишь сотню-другую драхм. Четвертый удар. Наконец туловище и конечности ослабели, левую руку Бонда окатило теплой кровью. Он сделал шаг в сторону и стащил неподвижное тело с сиденья.
С “Альтаира” доносились крики и выстрелы, однако Бонду было не до того. Он бросил взгляд на нос катера. Тот, что остался на катере, теперь прятался с пистолетом в руке за планширом, вероятно, пытаясь срезать Лицаса. Бонд опустился на колени, отпихнул в сторону ноги убитого, продел палец сквозь бронзовое кольцо люка и потянул его на себя. В тот же миг его оглушил шум хорошо отлаженных двигателей, в нос ударил сильный запах машинного отделения. После этого Бонд отошел к входу в рубку и там быстро, но без излишней спешки вынул из привязанных к поясу пакетов четыре гранаты “миллс”. Каждая граната была покрыта толстым, в полдюйма, слоем густой смазки, которая нашлась в запасах на “Альтаире”. И опять, не делая лишних движений, он быстро и ловко брал правой рукой одну за другой гранаты, указательным пальцем левой руки срывал чеку и швырял их в раскрытый люк машинного отделения. На всю эту операцию у него ушло не более семи секунд, которые, как он знал, были отпущены па то, чтобы сработал взрыватель первой гранаты.
Палубу потряс чудовищной силы взрыв, словно по ней ударили гигантским молотом, свистели летящие осколки, из люка вырвался столб огня. Мгновение спустя в четырех-пяти футах выше головы Бонда воздух рассекла револьверная пуля – выстрел неважный, но следующий мог оказаться точнее. Нисколько не заботясь о том, получится ли у него прыжок, Бонд перелез через борт катера и кое-как упал в море. Как только он погрузился в воду, ему показалось, что он услышал еще один взрыв. Он сгруппировался, выпрямился и, оттолкнувшись от борта, проплыл под водой около ста секунд. Наконец он перевернулся и вынырнул.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что если кто-то на катере и остался в живых, то он едва ли станет стоять у борта в надежде подстрелить пловца. Тарана также теперь можно было не опасаться. Середина катера была объята огненным смерчем, ярким маслянистым пламенем горел бензин. Ветер гнал огонь к носу; Бонд видел, как пламя поглотило надстройку. Что-то хлопнуло на корме, и с ревом и дымом в воздух вырвался сноп ярко-оранжевого пламени, дернулся и вихрем унесся в небо. В который раз за свою карьеру разведчика Бонд испытывал приступ вызывающих тошноту угрызений совести, сознавая величину и жестокость принесенного им урона – заколотый в штурманском кресле матрос; неизвестная, но по-видимому, страшная участь, постигшая остальных участников нападения. Он постарался отринуть от себя подобные мысли. Так было надо, внушал он себе. Этого требовал долг.
Небо над Враконисом стало прозрачнее, и хотя до восхода солнца было еще далеко, первые признаки рассвета уже появились. “Альтаир” дал три коротких победных гудка и стал медленно удаляться от горящих остатков крушения. Бонд неторопливыми гребками, спешить было теперь некуда, стал догонять катер.
* * *
– Кажется, из строя вышли оба двигателя, – сказал Лицас, – но утверждать не берусь. Топливо тоже взорвалось. Б любом случае, им и этого хватило.
Не покидая своего поста у штурвала, он кивком головы указал на то, что осталось от посланного на перехват катера. Теперь от места катастрофы их отделяло около мили, пожар был уже не такой сильный, к тому же обзору мешали рваные облака дыма, которые ветер гнал прямо на “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77