Однако знание того, что иллюзия – это всего лишь иллюзия, и что капитуляция эта не может длиться вечно, делало почему-то этот миг только слаще. Бонд отдался чувству до конца. Казалось, что посреди всей этой необъятной черной равнины существуют лишь двое.
Это тоже было иллюзией, причем опасной. В его сознании постоянно пульсировал сигнал тревоги, который предупреждает опытного солдата о не выполненных до конца обязанностях: об оставшихся без охраны, хотя и маловероятных, но возможных подходах, о проверенных, но не перепроверенных жизненно важных узлах снаряжения. Кто мог поручиться за то, что где-то в этой зыбкой равнине, только сейчас казавшейся гарантией одиночества и безопасности, отряд противника – жестокого, умного и хорошо вооруженного – не искал его, чтобы схватить или предать смерти?
Поэтому они втроем и начали с того, что разработали более или менее универсальный план защиты и сделали необходимые приготовления. Затем они ужинали маслинами, свежим хлебом, вкусными продолговатыми помидорами, сырым луком и местным сыром “манури”, после чего отведали персиков и сладкого винограда без косточек. Пили легкую рецину с острова Мамос и под конец – бренди марки “Сотрис”, которое Лицас назвал единственным приличным греческим бренди. Бонд вполне удовлетворился двумя маленькими стаканчиками. Бренди было приторным, а этого Бонд не переносил. Однако, чтобы не огорчать Лицаса, он все же отозвался о напитке с похвалой.
В десять часов Лицас встал, потянулся.
– Спокойной вам ночи. Я посплю несколько часиков прямо здесь. Надеюсь до утра вас не сидеть. Если же ото случится, помните – быть тише воды, ниже травы.
Теперь ветер дул со стороны кормы, и “Альтаир” резко подбрасывало то вверх, то вниз. Заниматься любовью на маленьком суденышке, отданном на милость волн, все равно, что совершать полет в какой-то странной субстанции, которая кажется то разряженное, чем воздух, то плотнее, чем вода. В какой-то момент, когда Бонд и Ариадна были уже в экстазе, оба качали парить, как в невесомости, а затем – словно нырнули в неподвижную черную толщу океана.
Бонд лег лицом вниз, обхватив Ариадну за живот, тяжелый сон быстро настиг его. Однако, стоило чьей-то руке коснуться его плеча, как он мгновенно проснулся; голос, принадлежавший юноше, по-гречески прошептал:
– Kyrios Tzems. Despihis Ariadne. Кирие Джеймс. Деспинис Ариадна.

Катер.

XI. Смерть на воде

Палуба была погружена со мрак, светилась лишь расположенная на корме рубка, где Лицас дежурил у штурвала. Никаких других огней видно не было. Облака скрывали луну и звезды. Ветер заметно спал, до двух-трех баллов по шкале Бофора. Стараясь не высовываться из-за планшира, Бонд прокрался на корму и укрылся за углом рубки.
– Прямо по курсу, – негромко сообщил Лицас. – Спрячься за мачту и посмотри сам.
Бонд осторожно выглянул. Прищурил глаза. Впереди, ярдах в шестистах от их судна темнели очертания катера, с правого борта которого, как того требуют правила, горел зеленый сигнал, освещена была также и рубка. Бонд разглядел короткую заломленную назад мачту, на крыше рубки и внутри нее было заметно какое-то движение. Больше ничего.
– Шли со стороны Пароса со скоростью в двадцать узлов, – продолжал Лицас. – Когда стали подходить к нам по левому борту, сбросили скорость и легли в дрейф. Либо у них неполадки с двигателем, либо валяют дурака.
– А неполадки реальны? – Бонд по-прежнему не сводил глаз с катера.
– Еще бы. Некоторые судовладельцы частенько забывают о том, что любое судно требует ухода. Греки. Работать не любят. Как бы там ни было, если у них впрямь поломка, то при ухудшении погоды им не позавидуешь. На такой мачте не наладишь даже и носовой платок, не то что парус. Пойдем малым ходом. Не станем спешить.
Расстояние между двумя катерами медленно сокращалось, оба мужчины молча наблюдали за этим. Внезапно Бонд поймал себя на том, что уже способен различить слева плотный сгусток темноты, который, по всей видимости, был островом Парос. По правому борту виднелась еще одна тень, менее четкая и не такая большая, – Иос, догадался Бонд. Впереди, фоном для все расширявшихся контуров катера, простиралась громада, вокруг которой происходила какая-то странная перемена, словно бесконечно тонкий слой воды накладывался на чернильную кляксу: Враконис, первые всполохи рассвета.
Когда расстояние между судами уменьшилось до двухсот ярдов, с дрейфующего катера послышался еле различимый крик:
– Kapitanie! Капитан! (греч.).


– Akouo... ti thelete? Слушаю… что вам нужно? (греч.).

– крикнул Лицас в ответ и еще немного сбавил обороты.
Обмен репликами продолжился. Часть их Лицас переводил для Бонда и комментировал.
– У них перегрелись оба мотора. Говорят, что некому заняться ремонтом “Мельтеми” – северный ветер – дует уже четвертые сутки, и они опасаются, что с восходом солнца он еще усилится. Тут они правы. Если не врут, то им действительно требуется помощь. Пройдем мимо – через пару часов они налетят на риф. Просят отбуксировать их на Враконис. Конечно, за нас это сделать могут и другие. Но никого ведь нет. И не предвидится даже. Что будем делать, Джеймс?
– Похоже, это как раз та ситуация, которую мы более или менее предвидели. Нисколько не сомневаюсь, что вся эта история подстроена. Но мы не в праве бросить людей на произвол судьбы, если хотя бы есть один шанс из сотни, что они говорят правду. Каким неотложным делом мы ни были бы заняты, мы, прежде всего, моряки. Скажи им, что мы берем их на буксир.
– Хорошо, согласен, – крикнул в темноту Лицас и, понизив голос, добавил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77