Приведя этих десятерых в офицерскую, я спрашиваю, прочли ли они Правила или услышали ли объяснение Правил от других.– Правило первое: ни один человек не должен сидеть в тюрьме за долги. Как, по-вашему, что означает это правило?Парень со свежим лицом, дерзкой улыбкой и рыжеватыми волосами подает голос:– Например, я влетел на счет в кантине и не могу заплатить?Я объясняю, что долги хозяину постоялого двора подпадают под особую категорию. Если бы никто не платил, не было бы ни кантин, ни вина.Ястреболикий юноша спрашивает:– Значит ли это, что вы собираетесь отпустить всех пеонов, даже если они задолжали патрону?– Именно это и значит. Мы собираемся отменить систему пеонажа.Парень-мулат смотрит на меня с подозрением. По ничего не выражающим лицам других я понимаю, что они не знают ничего ни о системе пеонажа, ни о том, она действует.– Правило второе: ни один человек не может сделать другого рабом. Что, по-вашему, это значит?– Значит ли это, что мы можем уйти из армии? – спрашивает прыщавый парень.Я объясняю, что в контролируемых нами районах испанской армии не существует. Наша же армия состоит исключительно из добровольцев.– А сколько вы платите?– Мы платим свободой и равной долей от захваченной нами добычи. Золото, которое мы захватили здесь, в Панаме, будет поделено поровну между солдатами, принимавшими участие в операции.– Я хочу доброволить. – Он улыбнулся и почесал в паху. Не совсем умный, но сообразительный, интуитивный и наглый. Бесстыдный субъект.– Как тебя зовут?– Пако.– Да, Пако, можешь доброволить.– Вы хотите сказать, что вы отмените рабство? – подозрительно спросил юноша-мулат.– Именно это я и хочу сказать.– Поверю, когда увижу.– Ни один человек не может никоим образом вмешиваться в религиозные верования и практики другого. Что, по-вашему, это значит?– Нам не надо будет ходить к мессе?– Правильно. Так же, как нельзя помешать другому это делать.– Это относится и к другим религиям? К маврам и евреям? – спрашивает ястреболицый юноша.– Конечно… Правило четвертое: ни один человек не может быть подвержен пыткам ни по какой причине.– Как же вы будете развязывать языки пленным?– Вы вскоре увидите, что для этого существуют более простые способы. Правило пятое: ни один человек не может ни препятствовать сексуальным обычаям другого, ни навязывать другому любой сексуальный акт помимо его воли. Что, по-вашему, это значит?– Вы имеете в виду, если я трахну другого парня в задницу, никто ничего не сможет сказать?– Говорить могут все, что угодно, но вмешиваться не могут. Иначе у тебя будет право принять любые необходимые меры, чтобы защитить свою свободу и самого себя, и каждый, кто признает Правила, будет стремиться тебя поддержать.Получтец впервые заговорил:– Сержант Гонсалес и капрал Хассанавич забили двух солдат до смерти за содомию.– Так-таки забили?– Если сержант узнает, что я вам сказал, он пырнет меня ножом.– Ножом?– Да, сэр. У него нож пристегнут к ноге.– Интересно… Правило шестое: ни один человек не может быть предан смерти, кроме как за нарушение Правил. Все служители инквизиции осуждаются по этому Правилу и подлежат немедленной казни. Кто-либо из вас знает о таких служителях в Панама-Сити?– Отец Доминго и Отец Гомес – служители инквизиции, – сказал ястреболицый юноша. – Присланы сюда, чтобы расправляться с пиратами. Они хотели сжечь того английского пирата как еретика.– Спасибо. Тебя вознаградят за эти сведения.Ястреболицый юноша одарил меня надменным взглядом.– Никакого вознаграждения мне не нужно.– Хорошо. – Я повернулся к получтецу. – А о сержанте не беспокойся. Я удалю его из гарнизона.Остальных просто разбили на группы по десять человек. Только пятнадцать оказались годны для обучения партизанской войне. Десятеро были явно неисправимыми бродягами и смутьянами, главные из них – сержант Гонсалес, увалень в двести фунтов, скалящий торчащие передние зубы, и капрал Хассанавич, цыган с крысиным лицом. Этих десятерых ублюдков мы отвели под конвоем в караулку, соседнюю с казармой, и заперли. Покидая их, я вручил сержанту Гонсалесу бутылку анисовой агвардиенте, содержащую достаточно опиума, чтобы убить пятерых, и радушно предложил ему разделить ее с коллегами. Он покосился на меня, показав свои желтые зубы.– Сиии, сеньор капитан.Зайдя в тюрьму, я собрал всех духовных лиц в маленькой комнате для допросов. Я уселся за стол, изучая бумаги, вооруженные партизаны выстроились за моей спиной. Келли, чтобы соответствовать своему костюму, оставил свое ружье в углу.– Джентльмены, перед вами – отец Келли из Ирландии.Келли улыбнулся и елейно кивнул.Я просмотрел папку, лежавшую передо мной, и побарабанил пальцами по столу. Поднял глаза.– Отец Гомес?– Я отец Гомес.Пухлое лицо, желтые близорукие глазки за стеклами очков, рассеянно-жестокое выражение.– Отец Доминго?– Я отец Доминго.Тощее кислое лицо, пламя аутодафе тлеет в злобных серых глазках.– Вы служители инквизиции? – осведомился я мягко.– Мы духовные лица. Священники Господа, – ответил Доминго, свирепо сверкая на меня глазами. Он привык спрашивать, а не отвечать.– Вы – псы инквизиции, присланные сюда из Лимы. Вы настаивали на том, чтобы наш коллега капитан Строуб был сожжен как еретик, а не повешен как пират. Вас отговорили епископ Гарденас и отец Эрера. Несомненно, вы ждете не дождетесь, чтобы отомстить этим честным людям за их гуманность.Не разводя дальнейшего трепа, я выхватил свой двуствольный пистолет и выстрелил им обоим в животы. Положив дымящийся пистолет на стол перед собой, я хрустнул пальцами.– Отец Келли! Срочное помазание!Все прочие духовные лица задохнулись и побледнели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92