– Можно мне взглянуть на ребенка? – спрашивает Доррин.
– Пожалуйста, почтенный целитель. Дочка покажет дорогу.
Доррин присматривается к тележному мастеру, ощущая внутри мерцание хаоса, а потом следует за Шиной в дом.
Мальчик, несомненно, умирает. Его бьет озноб, несмотря на закрытые ставни и множество наброшенных на него одеял.
Пальцы Доррина пробегают по детскому лобику. Лихорадка сулит мальчику смерть в самом ближайшем времени.
– Он, случаем, не порезался, не поранился?
– Нет, ничего такого. Два дня назад занемог, и ему становилось все хуже, а сегодня не смог прийти в сознание.
– Есть у вас ванна, которую можно наполнить водой?
– Ванна? Ты, должно быть, спятил! Ванны – это измышление демонов или наследие проклятущего Предания! – сердито ворчит Гонсар.
Глаза Доррина уподобляются черной стали.
– Ты хочешь, чтобы ребенок умер? – спрашивает целитель, буравя толстяка взглядом.
– Но ты же целитель, вот и спасай его.
– Я не всемогущ и знаю пределы своих возможностей. Без холодной ванны, которая собьет жар, у меня ничего не получится. А если подождать подольше, то его не спасет и величайший целитель в мире.
– Отец, умоляю тебя...
– Под твою ответственность, дочка. Впрочем, ты уже взяла ее на себя, когда привела в дом этого малого. Пусть делает, что считает нужным. А большое корыто есть на кухне, – добавляет Гонсар, уже поворачиваясь, чтобы уйти.
– Можешь согреть немного воды? – спрашивает Доррин Петру. – Боюсь, колодезная будет все же холодновата.
Когда обе женщины убегают за водой, юноша снова прикасается к воспаленному лбу. Он не знает, что за недуг поразил ребенка, но улавливает внутри него безобразные белесо-красные вспышки.
Когда большое корыто на кухне наполняется чуть теплой водой, Доррин поднимает мальчика с постели. Петра и Шина помогают ему снять с больного пропотевшее насквозь белье.
– Ему потребуется все сухое: белье, постель, полотенце, – произносит Доррин, опуская стонущего, дрожащего мальчика в воду.
– А что теперь? – спрашивает Петра. – Жар спадет?
– Не сразу, – качает головой Доррин, вспоминая наставления своей матери. – Да это и не нужно. Небольшой жар – не помеха, а вот слишком сильный может убить. Вода полезна в любом случае. Пить он сейчас не может, но кожа сама будет впитывать влагу.
Юноша снова пытается разжечь внутри мальчика черное пламя, но насколько ему это удалось, сказать не может. Разве что дыхание у Джеррола стало полегче. Когда детское тело покрывается гусиной кожей, молодой целитель обращается к Шине:
– Можешь приготовить ему постель.
Женщина кивает. Глаза ее покраснели, но слез в них нет.
– Ему нужно будет принять еще несколько ванн такой же продолжительности, – говорит Доррин, повернувшись к Петре. – Но не дольше; переохлаждение тоже может усилить лихорадку.
– Он помрет или выживет, как судьба ляжет, что бы там ни говорил знахаришка, – бурчит с порога Гонсар.
– Ты так упорно хочешь, чтобы я бросил его умирать? – огрызается юноша.
– Я ничего такого не говорил.
К тому времени, когда солнце касается горизонта, Доррин успевает трижды устроить для Джеррола ванны, и жар у мальчика заметно спадает. Теперь тело мальчонки, лежащего под серой, но сухой и чистой простыней, покрывает лишь легкая испарина, а мерцание хаоса внутри сошло на нет.
– Тебе нужно поесть, – говорит Шина.
– Спасибо, – отзывается Доррин, у которого от слабости кружится голова. Он тяжело опускается на стул, и тут же перед ним оказывается чашка с бульоном. Отогнав головокружение несколькими глотками, юноша налегает на хлеб с сыром, а когда голова окончательно проясняется, снова внимательно осматривает ребенка – очень похожего на сестру прямыми волосами и узким лицом. Коснувшись лба Джеррола, он добавляет толику гармонии к черному свечению, пока еще довольно слабому.
– Ему потребуется кипяченая вода.
– Кипяченая? – переспрашивает Шина.
– Да. Воду надо вскипятить и охладить в чистом, прикрытом кувшине, который не использовался под молоко.
– Я займусь этим, – говорит Петра и уходит на кухню. Доррин берет еще ломоть хлеба – теперь ему по-настоящему ясно, почему мать частенько возвращалась домой бледная и вымотанная. Исцелять ничуть не легче, чем махать молотом.
– Зачем нужна кипяченая вода? – спрашивает молодая женщина.
– Больному легче ее пить, и она лучше удерживается внутри, – поясняет Доррин. – Кипяченая вода даже лучше колодезной, только держать ее надо в чистом кувшине.
– Где ты все это узнал?
– Матушка научила.
– Она живет где-нибудь неподалеку?
– Нет... очень далеко.
Петра уходит, а Шина и Доррин остаются сидеть на табуретах рядом со спящим мальчиком. Одна-единственная свечка обволакивает их тусклым светом.
– Думаю, теперь все будет в порядке, – говорит Доррин, вновь коснувшись детского лобика. – Но не забывай давать ему побольше кипяченой воды. Как окрепнет – начнешь давать супчик и понемногу чего-нибудь еще.
– Спасибо... – обняв Доррина, Шина прижимается к нему и целует горячими, сухими губами. – Все, что я могу дать...
Юноша мягко высвобождается из объятий.
– Ты мне ничего не должна.
– Никто другой не смог бы его спасти!
– Я тоже едва справился. А прежде чем твой братишка поправится, пройдет не одна неделя.
Шина опускает глаза, уставясь на вытканную на выцветшем ковре розу.
– Тьма! – шепчет Доррин. – Как я сразу не догадался? Это твой сын?
Женщина не поднимает глаз, но он видит в них слезы.
– Это твоя тайна, – качает головой юноша и касается ее плеча. – Коли так, ты тем более ничего мне не должна.
– А Черные, они все такие, как ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186