Сначала Джима с друзьями обыскали, затем велели пройти по прямой, чтобы проверить на трезвость. Потом они еще дыхнули в баллончик. Испытания не выдержал никто. Вот еще два экзамена, которые я завалил, подумал Джим. Им зачитали их права, надели на них наручники, запихнули их в две патрульные машины – Пит вызвал подмогу – и повезли в город. С час их продержали в камере, потом вызвали в другую комнату, где взяли на анализ кровь и мочу. У Джима в голове стоял туман, но он все же сообразил, что следы наркотиков, конечно, еще остались в крови.
Час спустя их снова отвели в камеру, а еще через полчаса доставили в ночной суд. Их родители уже были там, кроме отца Санди Мелтон, который уехал из города. Мать Джима плакала, и слезы капали на четки розового дерева, которые она перебирала. Эрик был разъярен и выглядел весьма грозно.
Дядя Сэма был высохший лысый старикан с большим крючковатым носом в сетке лопнувших сосудов. Это плюс длинная тощая шея, покрасневшие от виски глаза, плешивая голова, черная мантия и сутулые плечи придавало ему облик стервятника. Хотя судья, как полагал Джим, чувствовал себя скорее канарейкой, завидевшей кошку. Против его племянника Сэма выдвигались серьезные обвинения: вторжение на чужую территорию, порча частной собственности, пьянство и бесчинство, употребление наркотиков и нарушение тишины после установленного часа. Его могли также обвинить в пособничестве членовредительству, а если Думский умрет – в соучастии причинению смерти. Могли обвинить в пособничестве гибели собаки. Думский находился в больнице и мог лишиться руки.
Такие статьи – не шутка. Судья Вайзак не мог отпустить племянника и прочих длинноволосых выродков просто так. Но если он поступит с ними так, как они заслуживают, его невестка, миссис Вайзак, свернет ему шею. Да не в переносном смысле, а в буквальном.
Правда, все правонарушители были несовершеннолетние, что и дало судье временную лазейку. Он прочел им суровую нотацию и отпустил под ответственность родителей.
Хорошо еще, что нам не пришили хранение наркотиков и алкогольных напитков, подумал Джим. Девчонки избавились от бутылок и капсул, как только услышали вдалеке сирену. Санди Мелтон обыскала Сэма Вайзака и найденные таблетки закинула в кусты. У Джима при себе ничего не было, а Боб выбросил свое еще в сортирной яме.
Как только судья их освободил, мать Сэма ухватила сына за ухо и потащила за собой, а он хныкал и вращал одной рукой. Она, наверно, воображает, что она тетя Полли, а он Том Сойер.
Машина въехала на заляпанную маслом дорожку у дома.
– Родной очаг, – сказал Эрик Гримсон. – И вся семейка налицо.
Безработный крановщик, тронутая католичка, убирающая у богачей, и никчемный хиппи, чокнутый тупица. Ладно бы просто тупица, так еще и чокнутый, и ладно бы просто чокнутый, так еще и тупица. А теперь еще и в тюрьму сядет. Сестричка его, шлюха, родила двух ублюдков неизвестно от кого и живет с мужиком, который в отцы ей годится, с ненормальным – зарабатывает тем, что гадает по руке и чайной заварке да астрологические карты составляет! Хибара у нас вот-вот провалится прямиком в Китай, да и наплевать! Ну что я такого сделал, Господи?
– Богу до нас, опущенцев, дела нет, – сказал Джим, вылезая из машины и с силой захлопывая дверцу.
– Джим! – сказала мать. – Не кощунствуй. Все и так достаточно плохо.
– Так ведь он трепло поганое, твой сынок! – заорал Эрик. – Мало у тебя было выкидышей – какого же черта ты и его не выкинула?
– Прошу тебя, Эрик, – тихо сказала Ева, – ты разбудишь соседей.
Эрик завыл по-волчьи, а после сказал:
– Разбужу? Ну и что из этoro? Все равно они прочтут о твоем сыночке в газетах и все про нас узнают, точно и так не знают. Разбужу, ну и пусть!
Джим открыл боковую дверь, и отец напустился на Еву – почему не проверила, уходя, все ли окна и двери заперты.
– Какая разница? – сказал Джим с порога. – Что у нас воровать-то?
Он вошел в дом, но отец ринулся следом и схватил его за плечо. Джим рванулся и побежал по лесенке в холл, оставив в руках отца одеяло.
– Может, у меня и было бы что воровать, – кричал вслед Эрик, – если б не вы с матерью!
Джим вбежал в ванную и заперся. Он почистил зубы с солью и содой, взяв их из верхней аптечки над раковиной. Потом вычистил ногти и снял с себя всю одежду, еще мокрую. Отец орал за дверью, то и дело колотя в нее кулаком, а Джим в это время стоял под душем. Прошло много времени, прежде чем он почувствовал себя чистым.
Воду он не закрывал, пока не потекла холодная. Ну вот, теперь отец еще больше обозлится. Он всегда нудит, чтобы экономили воду и газ. И при этом ругает Джима за то, что он не моется.
Несмотря на охлаждающее действие душа, внутри Джим был все еще накален. Если бы ярость можно было видеть, он бы светился в темноте. Все сегодня шло не так – да и почти каждый день так бывает. Не так? Мягко сказано. Одно унижение за другим. Позор за позором, провал за провалом.
Он постоял еще с минуту в запотевшей теплой ванной. Как только он выйдет, к нему прицепится отец. И Джим определенно его ударит, начнет отец драться первым или нет. Порукой этому служит красное облако, сгущающееся внутри.
Джим нехотя отпер дверь. Эрика снаружи не было. Из кухни доносились голоса вместе с запахом кофе. Отец сбавил тон, а мать почти не было слышно. Может, старик унялся? Хотя вряд ли. Включилась колонка, и ее гул заглушил кухонные звуки. На ноги Джиму пахнуло теплом, и он порадовался этому, потому что опять начал трястись, едва вышел из нагретого помещения.
Голый, с сырыми одежками под мышкой, он быстро прошел в свою комнату. Закрыл за собой дверь, скинул одежду на пол и подошел к шкафу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76