Стоило ему показать, что он распрямляется, что он увидел луч надежды и потянулся к нему, как чудовище тут же изобретало новую напасть, чтобы поставить его на колени. В ту пору он завидовал даже проституткам. Не только Вивиане, но и Фельдфебелю.Завидовал клошарам: они каждую неделю имеют право на миску горячего супа и место в барже-ночлежке Армии Спасения, а в новогоднюю ночь для них устраивается праздничный ужин.Но зато как все было просто: захотел, и ты в тумане. Последние три года Франсуа частенько тянуло к стойке, и не из желания выпить, а чтобы вновь обрести густоту атмосферы, теперь уже утраченной им. Он так и не привык ни к чрезмерно светлым и чистым кабинетам на Елисейских полях, ни к апартаментам на Пресбургской улице. Даже квартирка на улице Деламбра, после того, как ее отремонтировали, потеряла свою таинственность.Несколько рюмок за липкой цинковой стойкой в помещении, насыщенном густым запахом водки и дешевого вина, и он снова почувствовал бы себя самым обездоленным в мире. И смог бы ухмыляться, думая обо всех, кого он тащит на себе и кто, решив, что он пошатнулся, пытается сбить его с ног.Но Рауль все-таки вернулся. Осталась м-ль Берта.Правда, ей ничего не грозит: она — всего лишь служащая.Франсуа платит ей куда больше, чем она получила бы в любом другом месте. М-ль Берта скуповата, экономит на всем — на обедах, на всяких мелочах, а по вечерам, вероятно, сама перешивает платья, переделывает шляпки, и все для того, чтобы поднакопить денег и переехать с матерью на жительство в деревню. Деревни она, разумеется, не знает; впрочем, Франсуа тоже. Для нее коровы, свиньи, куры — вырезанные из дерева фигурки, которые перед Новым годом выставляют в витринах. И вообще, деревня — это солнышко, волнующиеся нивы, которые видишь из окна поезда, и красные крыши ферм, выглядывающие из зелени.Сейчас Шартье, надо полагать, вовсю колется. После свидания с Пьебефом Франсуа обязательно должен встретиться со своим адвокатом. Хотя нет, он же обещал зайти в «Королевскую таверну». И Вивиане сказал, что придет к ней. И еще очень хочется повидать сына после вручения наград.Но пора было спускаться в метро. Франсуа дважды сменил поезд, проверяя, нет ли за ним слежки, но сделал это, скорей повинуясь указаниям Пьебефа, чем по убеждению.Поездка в Венский зоопарк опять навела его на мысли о сыне; он вспоминал, как они втроем — он, Жермена и Боб, еще совсем маленький, — приезжали туда, и он сажал мальчика на плечи, чтобы тот мог посмотреть на зверей. В те годы солнце, пыль, даже сам зоопарк пахли совсем по-другому и воспринимались иначе. А когда ребенком был Франсуа, зоопарка еще не существовало, и отец водил его в Ботанический сад. Интересно, предполагал ли он, кем станет Франсуа? Беспокоило ли его, что Франсуа думает о нем, какой образ отца сохранит в памяти?Франсуа стоял у первого рва, отделяющего посетителей от животных, и вдруг вздрогнул: кто-то тронул его за плечо. Но это оказался Пьебеф.— Я шел за вами следом, шеф. Хотел убедиться, что никто не сидит у вас на хвосте. Видите ли, все это скверно пахнет. Очень скверно. И знаете, о чем я сейчас подумал?Не пришло ли вам время прокатиться в Бельгию? И черт побери, весьма возможно, что вскоре мне придется присоединиться к вам.— Что с Шартье?— С десяти он на набережной Орфевр. Ему принесли бутербродов и пива из пивной «У дофины». А заодно и тем, кто допрашивает. Они впятером, включая Бутареля, заперлись в кабинете и держат постоянную связь с улицей де Соссэ. Я варился в этом соку, так что можете мне поверить: удар готовился потрясающе тщательно.— Ночью они побывали в редакции.— Не они. Туда приходили люди с улицы де Соссэ во главе с Жорисом. Но только не думайте, что Джанини и Бутарель покончили со мной.И тут Франсуа озарило: он увидел возможный выход и на всякий случай опустил глаза. Кто мешает ему тоже выйти из игры, как сделал это Буссу, а сейчас, вне всякого сомнения, делает Шартье, и как попытаются по очереди сделать все остальные? Почему бы ему не встретиться на равных с Джанини и не предложить мировую? А еще лучше отправиться прямиком на улицу де Соссэ, где его — в этом он убежден — немедленно примут.Один из его собратьев, издающий газетку примерно того же пошиба, однажды, не сказав никому ни слова, взял и отправился туда. После этого у него настала спокойная жизнь. Газета продолжала выходить. Разумеется, ему дают определенные указания, да и сам он при случае поставляет кое-какие сведения. Но зато он имеет прикрытие, ему позволяют тихо обделывать свои делишки и при необходимости избавляют от мелких неприятностей. А сверх того, в конце каждого месяца он получает конверт со своей долей секретных фондов.Франсуа доказал, что с ним нужно считаться: в одиночку он выстоял три года, вынудил муниципальный совет начать несколько расследований. Ожесточенная, массированная атака, которую повели против него, лишний раз доказывает, что Франсуа — серьезный противник.Интересно, подозревает ли Пьебеф, какой оборот приняли мысли его собеседника?— Я предпочел бы знать, что вы в Брюсселе, куда до вас уезжали многие, в том числе Виктор Гюго и ваш предшественник Рошфор Рошфор Анри (1831—1913) — французский издатель, памфлетист.

. Как видите, я тоже немножко знаю историю. Это не помешало им вернуться. И вы тоже возвратитесь, но мне так будет спокойней. — Пьебеф, как обычно, дышал в лицо кальвадосом. — Прошу заметить, мне лично бояться нечего.Я ведь никогда не подписывался и вообще старался не оставлять после себя никаких бумаг. И хотя у вас нет ни доказательств, ни свидетелей, я все же предпочел бы, чтобы ради общего спокойствия эти господа в ближайшее время не докучали вам вопросами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52