Он знал, что ничего не добьется, она просто расхохочется.М-ль Берте тридцать пять, живет она с матерью, которая; держит лавку лекарственных трав на какой-то густонаселенной улочке. Это толстушка с высокой грудью и намечающимся вторым подбородком; глядя на нее, думаешь скорее о сластях, чем о любви.— Денег много шлют? — поинтересовалась м-ль Берта, снимая шляпку за дверью, где у нее повешено зеркальце. Это шутка. Финансовые вопросы ее не волнуют. — Вы не забыли: вчера пригрозили, что сегодня у нас отключат телефон?А вот это ее забавляет. Она готовилась к рабочему дню: открыла пишущую машинку, разложила бумагу, копирку, стиральную резинку, вытащила из сумки вышитый носовой платок и коробочку пастилок.— Вы сегодня утром уходите?— К одиннадцати вернусь.— Что отвечать, если придут посетители?— Попросите подождать.— А в типографию вам ничего не нужно переслать?Пришел Шартье, редакционный курьер и одновременно ответственный редактор газеты, — иными словами, это он пойдет отсиживать в тюрьму, если «Хлыст» почему-либо будет привлечен к ответственности и признан виновным.— А этот опять внизу! — сообщил он.— Кто?— Да тип, что сидел там вчера и позавчера. По-моему, это фараон. Больно уж повадки у него полицейские. Третье утро я вижу его в коридоре, а вечером, когда ухожу, он продолжает сидеть. Могу спорить, он тут из-за нас.— В здании девяносто две фирмы, — заметил ничуть не встревоженный Франсуа.— Но таких, как наша, наверно, не так уж много. На вашем месте, шеф, я держался бы начеку. Если это фараон, то все в порядке. А если вдруг нет, то как бы вам не подстроили историю вроде той, что была в «Фуке».Да, воспоминание не из приятных. Произошла эта история в самом начале прошлой осени, в один из теплых вечеров, когда терраса «Фуке» на углу Елисейских полей и авеню Георга V была заполнена элегантной публикой, приехавшей со скачек. Франсуа назначил там свидание Вивиане; она была в красивом костюме из темного шелка и в сдвинутой на лоб шляпке, которая необыкновенно ей шла. Не успел официант поставить им на столик стакан пива и коктейль для Вивианы, как вдруг, неожиданно для себя, Франсуа оказался центром скандала. Все произошло так стремительно, что Франсуа поначалу даже не понял, в чем дело. Столик едва не перевернулся, стакан разбился, и пиво хлынуло ему на брюки. Перед ним, отгородив его от посетителей, стояли двое, и хотя Франсуа рта не раскрыл, один из них с наигранным возмущением закричал:— Что вы сказали? Что вы сказали? Посмейте только повторить, и…Слова эти были обращены к Франсуа, он попытался встать со стула, но неожиданно получил сильный удар в лицо. Краем глаза он видел, что посетители вскочили с мест. Завизжала женщина, но то была не Вивиана.Оба мужчины, окруженные взволнованными людьми, что-то объясняли, но что — Франсуа не расслышал.Не дожидаясь появления полицейского, они уехали в закрытой машине, которая ждала их на улице. Подавать жалобу Франсуа не стал, так как знал, кем направлен удар. Но с той поры стал избегать некоторых мест в Париже, особенно с наступлением темноты! А в иных случаях не стыдился появляться с сопровождающими.Шартье, сообщив про человека, сидящего внизу в холле, ничего нового не открыл. Франсуа знает, что за ним ведется слежка, что люди, приходящие к нему в редакцию, возбуждают пристальный интерес. Поэтому угроза отключить телефон вызвала у него лишь улыбку. Больше всего от этого пострадала бы служба подслушивания, которая сейчас преспокойно записывает все его разговоры. Впрочем, в одиннадцать деньги будут. Рауль принесет. Ну а если не принесет. Франсуа раздобудет сам; до сих пор в последний момент он всегда добывал деньги.Внизу Франсуа полюбовался на шпика, который сидел на диванчике напротив лифта и делал вид, будто погружен в чтение газеты. Франсуа решил позабавиться: пошел на него с таким видом, словно собирался что-то спросить, и лишь меньше чем в метре свернул в сторону.Четверть часа спустя он уже катил в машине по бульвару Распайль мимо бывшего магазина отца Жермены. За три года Франсуа всего дважды был на кладбище.В первый раз вместе с Бобом сразу после Довиля, когда устанавливали надгробный камень. Камень был сделан просто и со вкусом, и Франсуа слегка расчувствовался, увидев на кладбищенском надгробии свою фамилию, выбитую рядом с именем жены. Второй раз — в том же году в День поминовения.А сегодня как раз исполнилось три года со дня смерти Жермены, и накануне Франсуа вспомнил об этом. Поэтому он и решил провести ночь у Вивианы, хотя ничего ей не сказал. Интересно, а она вспомнила? Вполне вероятно.Возможно, даже почуяла, что он едет на кладбище: у нее просто дар чуять, особенно всякие неприятности. Но она никогда не говорит об этом. В отличие от его мамочки и Жермены она не строит из себя всезнайку. Он сам, когда чувствует себя неловко, начинает приставать к ней и в конце концов все рассказывает, хотя она ни о чем не спрашивает.«Женщины всю жизнь относятся к нам как к детям и заставляют нас вечно чувствовать себя виноватыми перед ними», — заметил как-то Рауль.,У ворот кладбища Франсуа купил цветы: были только хризантемы. Сторож порылся в книгах и объяснил, как найти могилу на участке, который уже весь заполнен. Да, в Иври это быстро. Кладбище выглядело светлым и чистым, как современные дома. В такой обстановке, право, очень трудно испытать печаль. Франсуа, отсчитывая поперечные дорожки, разыскал наконец могилу и с неприятным изумлением обнаружил около надгробия букет свежих роз.Цветы положены ранним утром. Кто-то вспомнил, что Жермена любила крупные розы с сильным, немножко вульгарным запахом, каких не продают в цветочных магазинах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52