Я ведь знаю кое-кого и с улицы де Соссэ. Так вот, есть там один толстяк потрепанного вида в очках с толстыми стеклами. У него какая-то смешная фамилия, но мне никак ее не вспомнить. Насколько я знаю, уголовщиной и вообще делами такого рода он не занимается. Работает прямо на самое высокое начальство. Выполняет специальные задания министра, особенно если в деле замешана политика. Улавливаете? — И, не переводя дыхания, Буссу буркнул:— Может быть, мы слишком далеко зашли? Я просмотрел почти весь номер. Все как всегда, ничего особенно страшного. Но я очень удивлюсь, если после дела Джанини они не взбесились.Буссу всегда был второразрядным, если не третьеразрядным журналистом, всю жизнь переходил из газеты в газету — то занимался скандальной хроникой, то писал для политической или литературной рубрики, а иногда, в период выборов, становился редактором какого-нибудь эфемерного листка. Но он отлично знает определенные стороны закулисной парижской жизни и редко ошибается.— Мне бы не хотелось, шеф, чтобы вы сочли, будто я любой ценой желаю доказать свою правоту. Но я всегда говорил вам, что вы заворачиваете слишком круто.А главное, и это самое серьезное, вы, случалось, нарушали правила игры. Если вечером у меня будет время, я просмотрю все последние номера, чтобы узнать, кого мы повесили себе на шею. Сейчас, мне кажется, запахло жареным. От Джанини и его гангстеров рискуешь разве что неожиданно получить по физиономии, и потом, я не думаю, чтобы сейчас они на что-нибудь отважились.Набережная Орфевр меня тоже не пугает. В основном там славные ребята, и у них свои заботы. А вот улица де Соссэ — другое дело. Они замыкаются на верхний этаж.Почти на самый верх. Хотелось бы мне ошибиться, но я вот думаю, не решили ли там, наверху, прихлопнуть нас. На всякий случай я смягчил в корректуре некоторые материалы, чтобы завтра перед поступлением в продажу номер не арестовали.— А кто «объект»?— Безопасный. Оплаченный.Франсуа вспомнил, что видел на макете первой страницы портрет хорошенькой молодой женщины, вероятнее всего кинозведочки, которой любовник устроил небольшую рекламу. Каждую неделю «Хлыст» публикует на первой странице портрет человека, достаточно известного в политическом или деловом мире, в искусстве или литературе. А термин «оплаченный», который только что употребил Буссу и который прижился в газете, означает, что портрет и статья оплачены по высокому тарифу.Статья в таком случае пишется благожелательная, хотя и не без едкости, чтобы от нее не пахло рекламой и тон ее соответствовал общему направлению «Хлыста».Но самый большой доход приносят «объекты», статьи о которых не появляются в печати, и вот их-то готовят с особой тщательностью. Писать подобные статьи поручают обыкновенно Буссу. Он работает над ними в пивной, высунув язык, словно школьник-младшеклассник, неимоверно при этом потеет и поглощает неимоверное количество пива. Все остальное, за редким исключением, обделывает Шартье, ставший большим мастером по этой части.— Шеф, до какой суммы спускать? До двадцати тысяч или до десяти? — спрашивает он перед уходом и страшно гордится, если принесенная сумма превышает установленный минимум. А однажды он выбил в пять раз больше, чем предполагалось.Действует он обычно по одной и той же схеме. Редко бывает, чтобы ему не удалось проникнуть к «объекту» в частный особняк или контору; видимо, у Шартье дар ладить со слугами и швейцарами. А дальше уже идет комедия, которую Шартье с наслаждением разыгрывает, достигая раз от разу все большего блеска.«Простите, что осмеливаюсь беспокоить вас, но я только что испытал потрясение и решил, рискуя даже потерять место, во что бы то ни стало встретиться с вами. Только обещайте никому не рассказывать то, что я вам сообщу. Времена сейчас тяжелые, и человеку вроде меня, достигшему сорока лет и к тому же обремененному семьей (Шартье холостяк!), иной раз приходится браться за работу, которой он стыдится. Вам известно имя Франсуа Лекуэна? Впрочем, это не имеет значения. Он, к сожалению, мой хозяин, но зато благодаря этому я в курсе всего, что происходит в „Хлысте“. И вот что я нашел сегодня днем на столе. — Тут Шартье выкладывает гранки статьи, в которой под видом рассказа о жизненном пути „объекта“ производятся глубокие экскурсы в его личную жизнь с упором на разные постыдные обстоятельства. — Я еще не потерял совесть и решил предупредить вас. Не знаю, возможно, вы что-то сумеете предпринять. Газета выходит послезавтра. Может быть, еще есть время? — Этот трюк удается в девяти случаях из десяти. — Имейте в виду, Франсуа Лекуэн, вероятнее всего, не в курсе этой статьи. Он практически не входит во всякие редакционные мелочи. Но помощник у него — личность без стыда и совести…» Может быть, сунуть ему немножко денег?Шартье готов переговорить с ним. Он берет это на себя.Отправляется на переговоры с бесчестным автором статьи и возвращается удрученный и негодующий, «Я надеялся, что вам это обойдется недорого, поскольку этот тип по уши в долгах. К несчастью, все складывается очень скверно. Газета уже печатается. Придется задержать тираж, оплатить типографии издержки».Одним словом, важней всего статьи, которые не публикуются, но если случается осечка и такая статья выходит в свет, это тоже неплохо. Публикация подобных гнусных текстов необходима: во-первых, из-за читателей, во-вторых, чтобы заставить будущие жертвы задуматься.— Кстати, — вспомнил Буссу, набивая трубку, которую он курил большими затяжками даже в самых фешенебельных местах, — я же утром получил записку от Пьебефа.Он принялся шарить по карманам и наконец извлек ее вместе со связкой ключей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52