Он высвистывает “Вы идете, не замечая меня”, что кажется мне немного старомодным, зато очень подходящим к нашему случаю.
Славный почтальон… Вот он на пятом. Открывает свою кожаную сумку. Вынимает из нее хорошо знакомую мне коробку. Он стоит в четырех метрах подо мной со своими засахаренными фруктами, чистой душой, левым глазом, играющим “Я поеду в Вальпараисо”, и правым, отвечающим: “А мне и здесь неплохо”. Моя правая рука, сжимающая гофрированную рукоятку пистолета, вся взмокла от пота. Это уж не рука, а губка какая-то!
Мое сердчишко, хотя и привычное к сильным эмоциям, начинает колотиться сильнее.
Я спускаюсь на три ступеньки, чтобы мне осталось сделать пару прыжков и выйти на сцену, если в этом возникнет надобность.
Маленький почтальон целится в кнопку дверного звонка, что довольно неудобно, учитывая строение его глаз. Нажимает на нее. Ждет… Я тоже жду. Тихо!
И тут у меня внутри что-то екает. Я говорю себе, что зря беспокоился, потому что парень, нашедший квитанцию, не понял ее значения…
В этот момент дверь Ван Боренов открывается и почтальон бросает приветливое “Доброе утро, мадемуазель!”, от которого я обалдеваю.
Я бы отдал говорящие часы за солнечные, лишь бы увидеть мордашку киски, с которой поздоровался почтальон, и его самого. Но это совершенно невозможно, потому что дверь находится как раз под тем местом, где я стою… А показываться сейчас я никак не хочу!
— Мадам Ван Борен дома? — весело спрашивает косоглазый.
— Мадам в ванной, — отвечает женский голос.
Значит, это не Югетт. На этот раз я все просекаю. Девица сообщница парня в круглой шляпе. Она явилась в квартиру и стала дожидаться почтальона. Вот так, никакого нападения, никакого шума. Все тихо и красиво.
Нужно только иметь наглость…
— У меня для нее посылка. Вы можете дать ей мою книгу, чтобы она в ней расписалась?
— Конечно… Давайте…
Секунда молчания. Девица ушла. Она сейчас сама распишется в книге… Я бы на ее месте поступил именно так.
Красиво работают… Вот и она…
— Это вам, держите.
Должно быть, чаевые королевские… Понятное дело… Засахаренные фрукты в этом году просто бесценны!
Парень рассыпается в благодарностях и пятится, низко кланяясь…
Дверь закрывается, я опускаю мой мокрый от пота шпалер в карман и вытираю руки о штаны.
Я навостряю слух, рассчитывая услышать шум разговора, но нет, все тихо. Тогда я смело звоню. Тишина… Новый звонок, новая тишина… Что это значит? Я быстренько прибегаю к помощи отмычки. Она уже знакома с этим замком, что сокращает время переговоров. Открыв дверь, я врываюсь в квартиру со своей карманной артиллерией в руке, как сумасшедший бегу на кухню и вижу, что дверь черного хода приоткрыта. Высовываюсь в нее и слышу топот в самом низу… Тогда я бросаюсь к окну, но — вот непруха! — черный ход выходит на другую сторону дома, потому что дом угловой.
Если бы я мог исправить положение, отвесив себе тысячу пинков по заднице, то взялся бы за дело прямо сейчас. Я не хочу вас растрогать сверх меры, но, честное слово, у меня на глазах выступают слезы…
Дать себя провести таким образом, нет, это немыслимо! Я умираю…
Агонизирую…
Досада вызывает сильную жажду, и я направляюсь прямиком к бутылке коньяка. Затем выхожу из квартиры и, не обращая внимания на лифт, оставшийся на верхнем этаже, со всех ног бегу вниз по лестнице…
Улица пустынна. Зато мое сердце полно злости и досады.
Я замечаю моего почтальона чуть дальше. Он выходит из соседнего дома.
— Эй, почтальон! Он оборачивается.
— Месье?..
— Слушайте, я из полиции, это очень серьезное дело… Вы только что доставили посылку мадам Ван Борен?
— Да, но…
— Вам открыла служанка?
— Да, но…
— Как она выглядела? Он смотрит на меня.
— Но…
— Слушайте, старина, перестаньте блеять, как овца при перегоне на летнее пастбище. Я прошу у вас ее описание. Это срочное дело.
Напрягите немножко орех, служащий вам мозгами.
— Но, месье.., я.., я прошу вас…
Чтобы остановить поток возражений, показываю ему мое удостоверение, не давая времени увидеть, что оно французское. Главное — слово ПОЛИЦИЯ, написанное гигантскими буквами. Разумеется, на нем есть трехцветная полоска, но, может, он не только косой, но еще и дальтоник.
— Вот это да… — бормочет он, — я не думал… Ну, это была девушка…
Он прикрывает правый глаз, что на долю секунды придает его физиономии нормальный вид.
— Симпатичная… — продолжает он, — хорошо сложенная… Тут.., и тут…
Его короткие руки обрисовывают в воздухе привлекательные формы.
— Короче, старина! Я не прошу вас танцевать мне френч-канкан!
Какое у нее было лицо? На кого она похожа, на крысу или на Марлен Дитрих? Он радостно улыбается.
— Для полицейского вы веселый…
Его глаза еще больше сближаются, как будто собрались раздавить переносицу.
— Миленькое лицо… Она брюнетка со светлой прядью посередине и…
Брюнетка со светлой прядью!
Я хватаю почтальона за лацканы пиджака и пытаюсь смотреть ему в глаза, отчего тоже начинаю косить.
— Вы уверены? Брюнетка? И обесцвеченная прядь, почти совершенно белая?
— Да, именно так…
— Мисс Огонь-в-заднице! — бормочу я.
— Чего? — квакает почтальон. Я его отпускаю. Он смотрит на меня.
— Мне надо позвонить, — говорю.
— Тут рядом есть кафе.
— Хорошо… Спасибо…
Охваченный угрызениями совести, я говорю ему:
— Пойдемте со мной… Я угощаю!
Глава 15
В предложении выпить почтальону есть своя соль (“Серебос”, лучшая марка). Служитель ведомства почт и телеграфа горд. Для него честь, что его угощает полицейский. У каждого свое представление о чести, в зависимости от темперамента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32