Хуса взвыл и упал на колени, пряча лицо в ладонях. Между его пальцами выступила кровь. Субэдэ брезгливо поморщился, пряча плеть за голенище сапога.
– Урусский воин умер не сейчас, – сказал он. – А когда ты, одноухий, в следующий раз соберешься сделать урусам подарок, отнеси им свою баранью башку, а не наши стрелы.
Субэдэ шагнул к коню, но по пути остановился рядом с Шонхором.
– Называй вещи своими именами, – тихо произнес он, глядя сквозь Шонхора, словно прощупывая взглядом его душу. – Лесть, даже искренняя, тем не менее, остается лестью. Кроме храбрости у воина должна быть голова на плечах. Ты не трус. Но глупой голове ни к чему тело, пусть даже сильное и ловкое. Подумай над этим. Как тебя зовут?
– Шонхор, – сказал молодой кешиктен. Его глаза сверкали, словно алмазы на застежке плаща Субэдэ. Непобедимый говорит с ним! Это ли не высшее счастье?!
Полководец едва заметно усмехнулся.
– Хорошее имя дали тебе родители. Что ж, лети, кречет, я послежу за твоим полетом…
Перестук копыт коней Субэдэ и его кебтеулов давно уже стих вдали, а Шонхор все стоял над мертвым урусом, боясь поверить своему нежданному счастью.
* * *
Мазь была едкой и на редкость вонючей, но Хуса терпел. Раны, на которые он осторожно накладывал желто-зеленую полужидкую массу, поначалу горели нестерпимым огнем, но после из них уходила боль и переставала сочиться кровь.
– Пусть в царстве Тэнгре у тебя каждый день будет кусок жирной баранины и чаша кумыса, брат, – пробормотал Хуса, хотя был почти уверен, что душа старшего брата, убитого под Рязанью, отправилась не на небо, а в подземное царство Эрлика – уж больно скверный характер был у родственника. Но мазь после него осталась просто чудесная. При жизни брат Хусы говаривал, что ее изготовил какой-то великий колдун из страны Нанкиясу и что она не только лечит раны, но и предохраняет от вражеских стрел и мечей. Брату волшебное средство не помогло – его накрыло бревном, сброшенным со стены, а Хусе достались в наследство почти новые сапоги и турсук волшебной мази. Но кто знает, может, она все-таки помогает от стрел? После того как уехал Непобедимый и разошлись кешиктены, урусы больше не стреляли. Но на удачу надейся, а верблюда привязывай.
И Хуса на всякий случай принялся накладывать на лицо второй слой вонючей жижи.
Постепенно вернулись разбежавшиеся рабы – да и куда им деться в этом проклятом месте? В Орде хоть кусок конской падали можно найти на ужин…
Рабы снова таскали камни и вязанки хвороста ко рву, а Хуса, наложив на лицо жутковатую маску, осторожно зевал, боясь потревожить рану. Богиня Сар уже давно спрятала свой лик за урусской стеной, а рассвет только-только занимался. Самое поганое время. Спать охота – сил нет, так бы и упал за щит прямо на еще не оттаявшую землю и уснул, свернувшись в клубок, словно собака. Но – нельзя! Слишком много провинностей накопилось у Хусы за последнее время. Последней ошибки не простят. Хотя провинности ли это? Нет, просто полоса неудач. Когда проклятые рабы засыплют ров и крепость наконец будет взята, надо непременно принести барана в жертву духам Степи. Или двух – тех, что непременно удастся захватить в Злом Городе – так урусскую крепость звала уже вся Орда.
А еще, несмотря на мазь, саднила разорванная щека – хотя сейчас оно и к лучшему, по-любому не заснешь.
Слава Тэнгре, вторую ночь здесь сидеть не придется – похоже, рабы заканчивают свою работу.
Переправа уже выглядывала из воды, словно длинная спина чудовища, перегородившего ров. Хуса прикинул – осталось только укрепить немного, досыпать кое-где земли и камней – и, глядишь, утром Непобедимый отдаст приказ о последнем штурме. Это не деревянный мост – такую переправу не сожжешь огненной машиной и никакой стрелой со стены не расковыряешь, даже начиненной дьявольским зельем, разрывающим людей на части…
Но что это?
Хуса протер глаза. При этом в левый глаз попала едкая гадость, но Хуса лишь прикрыл его, продолжая пялиться оставшимся, округлившимся от удивления.
Урусы, похоже, сошли с ума.
Со стены вновь спускали мертвецов.
Хуса рассмеялся – и тут же застонал, схватившись за щеку.
– Они решили собрать все наши стрелы, – пробормотал он. – Но пусть меня покарают все зловонные степные мангусы, если я снова попадусь на их уловку.
Он даже не стал прятаться за щит, а лишь облокотился на его край, продолжая снисходительно смотреть на то, как медленно движутся вниз по стене привязанные к веревкам трупы. Странный народ урусы, если считают, что у степняков, покоривших полмира, совсем нет мозгов.
Осторожные рабы, прикрываясь вязанками хвороста, отступили было подальше ото рва, но Хуса тут же взмахнул бичом и вытянул ближайшего вдоль спины.
– Вперет, шилудивые псы! – промычал он, пытаясь протереть левый глаз, но добавить больше ничего не успел.
Внезапно «мертвецы» ожили. Сбросив с себя веревочные петли, русские воины побежали к почти готовому мосту. Один из них почти сразу остановился, вскинул лук – и стрела, сорвавшись с тетивы, угодила прямо в выпученный от удивления правый глаз Хусы. Единственной мыслью, которая промелькнула в меркнущем сознании бывшего кешиктена, была:
«Обманул колдун…»
Но колдун из далекой страны Нанкиясу был действительно великим до того, как его сварили заживо степняки, заподозрив в том, что он чарами насылает болезни на ордынских коней. Возможно, он и не обманул покойного брата Хусы. Может быть, волшебная мазь и помогла бы от вражеской стрелы, но стрела была своей, ордынской, только выпущенной русским витязем из русского лука.
Потрясенные рабы молчали. Кто-то упал на колени, ожидая неминуемой смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120