Было уже совсем темно. Я замедлила шаг. Но оба парня держались уверенно. Значит, эти места им настолько хорошо знакомы, что они могут, что называется, с закрытыми глазами ориентироваться здесь.
Видно, какое-то странное предчувствие заставило меня подумать о «закрытых глазах». Сознание мое работало быстро, извлекая из глубины своей всевозможные ассоциации и обрывки знаний и воспоминаний.
Тот, который держал меня за руку, подвел меня теперь к стволу дерева. Нет, он не толкнул меня. Но мне ничего не оставалось делать, кроме как опереться спиной о ствол.
Теперь они стояли совсем близко. Что им нужно? Хотят изнасиловать меня? Нет, вряд ли. Они служат старухе, а я нужна ей. Хотя… кто знает… И она может полагать, что после насилия надо мной я стану более покорной… И главное, я была лишена возможности сопротивляться, на руках у меня был маленький Хуанито.
Они не произносили ни слова. Наверное, не хотели, чтобы я слышала их голоса. Один из них крепко держал меня за руку, другой быстро вынул из-за пазухи какую-то тряпку и завязал мне глаза. Ткань была грубая и пахла затхлостью. Я прижимала к груди ребенка. Я была в том состоянии, когда человек, охваченный паническим ужасом, в какой-то момент перестает владеть собой и принимается рваться, кричать, в безумном отчаянии звать на помощь, и тем самым утяжеляет свое дурное положение еще более.
Я с трудом сдерживалась. Если бы у меня не было ребенка, я бы, наверное, все же завопила, попыталась бы бежать. Но сейчас я сознавала, что не должна подвергать опасности жизнь Хуанито.
Я сообразила, что эти парни ничего мне не сделают. Они просто хотят отвести меня куда-то; скорее всего, в какой-то притон, служащий старухе убежищем: им велено завязать мне глаза, чтобы я не видела дорогу. Я нужна старухе, поэтому меня никто не тронет; пока, во всяком случае.
Я ожидала, что теперь мы пойдем дальше или вернемся в город. Но ничего подобного не произошло. Грубая рука потянула меня за руку. И в этом движении не было ничего враждебного. Мне просто предлагали сесть на землю. Значит, предстоит ожидание.
Кажется, в последние дни я только и делала, что ждала. Ребенок проснулся и заплакал. Я принялась укачивать его, пытаясь успокоить. Малыш, наверное, голоден. Боже! Как это ужасно! Наконец он уснул. Раздался стук колес, затопотали копыта. Было ясно, что подъехала повозка. Это хорошо. Больше не придется идти пешком. Нас повезут. Мои сторожа повели меня и помогли сесть на солому. Лошади тронулись.
Глава восемьдесят восьмая
За каждым моим движением следили. У меня не было никакой возможности сдвинуть повязку или хотя бы приподнять ее, напрягая нос. Мы ехали, то и дело сворачивая. Да, меня основательно запутали; одна я ни за что не определю, куда же меня везут.
Наконец лошади стали. Мне помогли слезть. Затем ввели в дом. Внутри мы тоже немного попетляли. Видно, дом был большой.
В одной из комнат я поняла, что теперь рядом со мной женщина. В сущности, я определила это по запаху. Мужчины пахнут не так. Я почувствовала также, что комната освещена. Женские руки сняли повязку с моих глаз.
Я увидела комнату, меблированную скромно, но пристойно. Широкая деревянная кровать застелена пестрым покрывалом. На окнах – занавеси из темно-коричневого бархата. На полу – ковер в красных тонах. Деревянный резной стол и два стула с подлокотниками.
На небольшом комоде красного дерева горели довольно ярко две свечи в подсвечниках. Подсвечники были очень простые, оловянные.
Я на мгновение зажмурилась. Я уже успела отвыкнуть от света. Рядом со мной была женщина, еще не старая, но уже и не молодая. Она походила на служанку в небогатом доме. Волосы закручены узлом на затылке, красная шерстяная юбка, белая блузка, вырез, открывающий шею. Лицо было очень обыкновенное, немного смугловатое, с темными глазами и довольно гладкой кожей.
Но первый мой взгляд был не на нее, а на ребенка. Он спокойно спал. Я невольно осыпала его поцелуями. Затем, посмотрев на женщину, сказала:
– Ребенок давно не ел. Ему нужно молоко. Я хочу приготовить для него молочную кашу. Ему нужны яблоки. Нужна и теплая вода. Я хочу выкупать его.
Она слушала молча. Я вдруг подумала, что она может оказаться глухонемой, да и мои провожатые – тоже.
– Вы слышите меня? – я повысила голос. – Вы слышите? Вы не глухая? Скажите хоть что-нибудь, чтобы я поняла, что вы слышите меня!
Женщина кивнула. Но это не могло удовлетворить меня.
– Если вы слышали и все поняли, – продолжала я, – приложите ладонь правой руки к груди. Я поняла, что вы не хотите или не можете говорить.
Она медленно подняла руку и сделала тот жест, о котором я просила.
– Вы можете принести мне все, что я прошу? Если да, снова приложите ладонь к груди.
Она повторила жест и вышла. Щелкнул ключ в замочной скважине. Меня заперли. Но сейчас для меня главным было накормить и выкупать ребенка. Я села на стул, а малыша уложила на постель.
Вскоре дверь открылась снова. Женщина внесла поднос с молоком и кашкой для малыша, здесь же была и миска с супом, предназначавшаяся, судя по всему, для меня. Двое мужчин в одежде слуг внесли корытце и бадью с нагретой водой. В корытце лежали полотенца, одежда для меня и для ребенка. Оставив все это, они по-прежнему безмолвно покинули комнату.
Теперь мне некогда было размышлять и анализировать. Я искупала малыша и вымылась сама. Затем мы поели, я переоделась и переодела ребенка. Усталый малыш снова уснул. У меня тоже слипались глаза.
Дверь снова отворилась. Вернулись женщина и двое слуг. Они унесли корытце, бадью, поднос с посудой и нашу грязную одежду. Когда они ушли, я присела на постель, поджав под себя ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147