Французский язык, французская музыка, французские повара, портнихи, парикмахеры – все это считалось высшим шиком.
Мне еще не минуло семнадцати, отголоски шумной городской жизни долетали и до моих уединенных комнат. Мне все сильнее хотелось блистать в свете, поражать своей красотой, мне страстно хотелось познакомиться с настоящими знатными дамами, блистающими при дворе.
Я заговорила обо всем этом со своим супругом. Но лорд Карлтон отговорился тем, что еще не готовы заказанные им для меня туалеты.
– Кроме того, – сказал он, – если быть полностью откровенным, то мне вовсе не хотелось, чтобы моя жена вела жизнь пустой светской кокетки.
– Но, Карлтон, – возразил Элмсбери, – Эмбер – совсем еще ребенок, ей нужны развлечения!
Джон Элмсбери как раз женился в провинции и привез в Лондон молодую жену – показать ей столицу. Леди Эмили мало походила на знатную даму, какими я их себе представляла. Она была не так уж хороша собой и не стремилась приукрасить свою внешность, носила мешковатые платья темных тонов и в будущем намеревалась вместе с мужем поселиться в поместье, которое король возвратил графу Элмсбери. Но все же леди Эмили покорила меня своей честностью и добротой. Она стала одной из самых верных и преданных моих подруг, и я старалась отвечать ей тем же.
Глава пятая
Хорошо помню знаменательный день, когда я впервые примерила новое платье, шелковое, со шлейфом и открытыми плечами. Парикмахер-француз превратил меня в настоящую светскую даму, блистающую искусной прической и умело подкрашенным лицом.
В тот день мы, все четверо – лорд Карлтон, я, и граф Элмсбери с супругой – отправились в театр.
Представление начиналось в четыре часа, но полагалось приезжать пораньше. В те годы на сцене впервые появились женщины-актрисы, и это сделало сцену несколько похожей на публичный дом. Вульгарно одетые молодые торговки апельсинами и сладостями буквально навязывали свой товар втридорога. По неписанному театральному правилу, знатные господа должны были преподносить апельсины своим дамам. Порядочные женщины являлись в театр только в масках.
Мы заняли свои места в ложе. Впервые в жизни я была в маске. Золотистый апельсин гармонировал с цветом моего нового шелкового платья.
Спектакль начался. Молодая актриса, произносившая текст пролога, показалась мне нарядной и даже блистательной. Но ее слова удивили меня. Обращаясь к ложам, где разместились знатные зрители, она говорила о том, что самые красивые актрисы пользуются покровительством самых знатных и богатых господ, и просила не оставлять своим вниманием и менее красивых актрис. Подобная беззастенчивая просьба очень удивила меня, привыкшую к строгим нравам.
У самой сцены слышались смех и шум. Там сидели знатные щеголи и сопровождавшие их дамы, богато одетые и без масок. Молодые люди открыто обнимали и целовали своих подруг. Наклонившись к леди Эмили, я, прикрываясь веером, шепотом спросила у нее, не знает ли она, кто эти дамы.
– Это продажные женщины! – прошептала в ответ Эмили, и даже под маской можно было различить, как она покраснела.
Сам спектакль поразил меня пышностью и блеском. Пышные декорации, яркие костюмы, танцы, песни и монологи в стихах, – все это просто заворожило меня. Признаюсь, несмотря на все недостатки и вольности, свойственные театру, я долго оставалась страстной театралкой.
Конечно, теперь, спустя много лет, я не могу помнить, какую пьесу представляли в тот день. Кажется, одну из пышных трагедий входившего тогда в моду Джона Драйдена. Впрочем, как вы заметите в дальнейшем, у меня имелись причины позабыть, какую именно пьесу играли в мое первое посещение театра.
Когда представление окончилось, все двинулись к выходу. Он был не настолько широк, и на какое-то время мы, что называется, «застряли». Внезапно до моего слуха донеслись слова двух нарядных дам в масках. Я не верила своим ушам! Они говорили обо мне. Но, Боже, что именно они говорили! По их словам выходило, что лорд Карлтон привез в театр очередную любовницу! Я была потрясена. Они говорили довольно громко. Лорд Карлтон не мог не слышать их. Я украдкой взглянула на него, но он словно бы ничего не слышал. Нет, это невозможно! Меня, его законную супругу, оскорбляли в его присутствии, а его это словно бы и вовсе не касалось! Наконец он заметил мое состояние.
– Что с тобой, Эмбер? – спросил он обычным голосом. – Тебя взволновал спектакль?
– Спектакль великолепен, но не он причина моего волнения, – ответила я.
– А что же причина твоего волнения? – спросил он как ни в чем не бывало, и даже, как мне показалось, чуть насмешливо.
Обычно я любила этот немного насмешливый тон, в его насмешливости было много доброты, и к тому же я отдавала себе отчет в том, что многое в моем поведении бывшей деревенской девчонки, впервые попавшей в столицу, действительно может показаться смешным ему, столичному кавалеру, человеку, успевшему приобрести значительный жизненный опыт. Но сейчас, услышав этот насмешливый голос, я испытала крайнее раздражение.
– Мне нужно поговорить с тобой, – глухо бросила я. Раздражение мое я уже с неимоверным трудом сдерживала.
– Да, да, – ответил он рассеянно.
Мы почти добрались до нашей кареты. Внезапно я с ужасом заметила, что мужа нет рядом со мной. Я растерялась. Одна, в шумном и опасном Лондоне. Я готова была звать Брюса, просить у него прощения. Но, к счастью, леди Эмили нагнала меня и участливо взяла под руку. Она и Джон отпустили свою карету, сели в нашу и проводили меня домой, то есть в гостиницу. По дороге Элмсбери объяснил мне, что Брюс внезапно увидел в толпе нужного ему человека и потому столь поспешно покинул меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147