Но, значит, все это писалось гусиным пером? Что за прелесть!
– Ну что, Кати? – спросила Эмили, стоявшая рядом со мной в накинутой на плечи шали. – Теперь поверила?
– Но мне же ничего другого не остается! – Я пожала плечами и рассмеялась. – Но я хотела бы все это прочесть!
– Все это принадлежит тебе так же, как и нам, – сказал Джон. – Но мне бы не хотелось, чтобы эта рукопись путешествовала слишком много.
– Она и так путешествовала достаточно! – нетерпеливо возразила я. – Я хочу прочесть все это. Сегодня. Ночью! Дома! Ведь я все равно не смогу заснуть после всего, что случилось!
– Джон, – Эмили повернулась к брату, – мы можем дать Кати экземпляр, отпечатанный на машинке.
Она ведь и вправду сегодня ночью, наверное, не сможет уснуть.
Джон согласился и через несколько минут я стала счастливой обладательницей нескольких папок.
– Кати, ты как ребенок увлеклась этой старинной игрушкой, – Джон улыбался. – А между тем, нам еще так много нужно обсудить. Или ты забыла?
– О, Джон! – обиделась я. – Как ты можешь так говорить! Послушай, а где вы так хорошо изучили немецкий?
– Еще в детстве, с гувернанткой-немкой, – ответила Эмили вместо брата.
Уже совсем стемнело, я опасалась, что мои родители тревожатся. Мы решили, что Джон быстро проводит меня до дома, а завтра мы снова встретимся и все обсудим.
Джон быстро вел меня под руку по темным хмурым улицам, по улицам военного времени. В свободной руке он держал мою сумку с заветными папками. У дверей моего дома мы наскоро поцеловались. Родителям я решила пока ничего не говорить.
Всю ночь я просидела над машинописным текстом. Это даже помогало мне отвлечься от сумбурного водоворота мыслей о своей собственной судьбе. Я – графиня Элмсбери! Нет, нет, пока не надо об этом думать. Я всячески старалась отвлечься и, кажется, это мне удалось. Постепенно повествование захватило меня. Английский я знала хорошо, а некоторые старинные обороты не мешали понимать все остальное. Но все-таки в этом тексте было что-то странное. Тот ли это текст, который был написан золотистыми чернилами, гусиным пером? Кажется, все же тот. И заглавие. Но нет, это не может быть настоящим, это подделка. Или… Я ничего не могла придумать, никаких объяснений.
А, в сущности, почему меня так волновал этот, казалось бы, сугубо филологический вопрос: подлинник или подделка? Но ведь это непосредственно касалось Джона и Эмили. Не могу я лукавить наедине с собой. Меня волнует вопрос: кто они такие? И за этим вопросом следуют другие, еще более коварные и мучительные: кто они – подлинник или… Нет, и думать не хочу…
Утром в университете я не застала Джона. Спрашивать прямо, не знает ли кто причину его отсутствия, мне было неловко. Но из каких-то косвенных ответов у меня сложилось ощущение, что никому не известно, почему Джона сегодня нет. Я едва дождалась конца лекций. Первым моим желанием было кинуться в квартиру Джона и Эмили и узнать, что же случилось. Но что-то останавливало меня. Ведь вчера я, по сути, призналась, что люблю его. А сегодня… Нет, я должна дождаться его. Я не хочу, чтобы он считал меня навязчивой. А, может быть, он передумал? Я поймала себя на том, что в глубине души мне почти хочется этого. Мне было страшно. Меня страшила сама эта возможность внезапно и резко выбиться из привычной колеи… Итак, я не пошла к Джону и Эмили…
Прошло несколько нескончаемых тоскливых дней, несколько ночей, заполненных слезами – почти истерическими – лицом в подушку, печальным отупением, странными надеждами…
В тот день меня неожиданно остановил Томас. Я посмотрела на него с изумлением. Я чувствовала, что вместо живого и подвижного лица, у меня какая-то застывшая маска. Глядя на Томаса, я смутно припомнила свою прошлую жизнь: искренний интерес к философии, игру в неразделенную любовь к Томасу. Где все это? Где прежняя я? А ведь прошло всего несколько дней и ночей.
– Ты знаешь, Кати, умерла сестра Вахта, – начал Томас.
– Как? – тупо спросила я.
Не знаю почему, мое отупение показалось ему изумлением.
– Да, да, так неожиданно, – с готовностью продолжил он.
– Когда? – спросила я.
Оказалось, на следующее утро после того нашего примечательного дня. Эмили скончалась от неожиданного легочного кровотечения. Джон дал знать о трагедии уже после похорон.
Я была совершенно выбита из колеи. Почему Джон не ищет встречи со мной? Он подавлен смертью сестры? Он считает меня черствой и жестокой? Ведь я сама не искала его, не подумала о том, что Эмили больна, что могло случиться что-то плохое, даже страшное. Он больше не любит меня? У меня не было сил для ответов на все эти безысходные вопросы. Я решилась. Несколько раз я приходила в дом, где жили прежде Эмили и Джон, вместе, а теперь он, один. Я стучала, нажимала на кнопку звонка, прикладывала ухо к двери. Из квартиры не доносилось ни звука. Конечно, можно было бы найти домовладельца и спросить, в чем дело. Но на это я не могла решиться. Мне было стыдно и страшно. А вдруг Эмили и Джон все-таки оказались английскими шпионами и их забрали в полицию? Нет, нет, это нелепо. Но все же я боялась.
Кончилось все как-то странно и неожиданно. Да ведь и началось так же.
Я в очередной раз, уже безо всякой надежды, поднялась по лестнице, надавила на кнопку звонка. Из разговоров в университете я уже знала, что Иоганн Вахт решил не продолжать учебу. Он и Эмили старались не привлекать к себе внимания, и это им удавалось. Смерть Эмилии, уход Вахта из университета очень скоро перестали быть темой для обсуждения.
Прошло совсем мало времени. Всего несколько дней. Но мне казалось, что я сгибаюсь под бременем тоскливо, бессмысленно прожитых лет…
Я снова надавила на кнопку звонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147