Раньше не удавалось напиться, так
как мне требовалось совсем мало еды и питья, а если их было чуть больше -
мне становилось плохо, как стало и сейчас. Потом я спрятал свой разум от
мира и уснул.
Проснулся я утром. Птички пели в клетках на ветвях дерева. Я был в
оцепенении, совершенно не зная, что делать, но слишком долго я об этом не
беспокоился. Итак, я лежал в постели, глядя в небо за окнами, через
железные решетки, и это напомнило мне Эшкорек и мое пребывание в тамошней
тюрьме. И, как и тогда в Эшкореке, я встречал свою смерть болезненно
слабым, почти бессильным.
Все средства были бесполезны. Даже поединок с использованием
колдовских сил, который я задумал, мог прийти только к одному концу. Я не
пойду на болото, чтобы встретить свою смерть, когда с большим комфортом
можно дождаться ее и здесь.
Я задремал.
В полдень один из охранников Малиновой гвардии принес мне поесть. Он
боялся меня и изо всех сил старался показать, что за дверью еще пять его
товарищей. Я соскочил с кушетки - а он отшатнулся и выхватил меч из ножен.
- Успокойся, друг мой, - сказал я. - У чудотворца вырвали зубы.
Но он бросился вон, и они быстро задвинули засовы. Если бы я приложил
свою Силу к этим засовам, охрана оказалась бы в некотором замешательстве.
Еда была превосходной, и я немного поел и выпил воды; от одного
воспоминания о вине в животе у меня заурчало.
Я не верил, что Сорем применит к Малмиранет хоть часть того, что он
осмелился применить ко мне. Все это время я понимал, что его злоба и
подозрительность были вызваны нашептываниями других людей вокруг него, а
также его ревностью к матери, страхом перед моей Силой и тем, что в ту
ночь пожара я оказался впереди него.
Этот день он должен был провести в храме Масримаса в посту и молитве.
Нет сомнения, его благородное сердце было полно многим другим помимо
завтрашней коронации. Вспомнив нашу коротко дружбу, я вдруг загрустил.
Сорем, в конце концов, был единственным человеком, к которому я мог
повернуться спиной.

Я нашел трехструнную восточную виолу среди других вещей в комнате и
уселся ее настраивать, не видя, к чему бы еще приложить руки в этой башне.
Около полуночи заскрипели засовы и в комнату вошел Сорем.
Он был одет в желтую рясу паника, но капюшон откинул. Он жестом
показал, чтобы закрыли дверь, а после того, как это было сделано, подошел
ближе к светильнику и стал смотреть, как я развлекаюсь с виолой. Я
подумал: "Боже мой, неужели он опять пришел просить у меня прощения?"
- Я вовсе не здесь, Вазкор. Я в храме, перед алтарем Королей.
Понимаешь?
Я посмотрел на него и ответил:
- Я понимаю, что наши шутки кончились.
Озадаченный, он своим любимым жестом вытянул руку.
- Я не знаю, как с тобой поступить, вот в чем дело. Не хочу тебя
убивать, - добавил он.
Я, должно быть, улыбнулся, настолько абсурдной была угроза, которую
он отвел. У него перехватило дыхание.
- Не смейся надо мной, Вазкор. Ты обманывал меня, ты сделал из меня
ничто в моих собственных глазах. Хватит.
- Принц, - сказал я, - я устал.
- Послушай. Завтра в сумерках тебе будет обеспечена возможность
покинуть город. Возьмешь с собой свои богатства - все, что можно увезти. Я
не накладываю ограничений на твои заработки.
- Значит, на закате. Так и простимся.
Его губа дрогнула. Наверное, он видел, что так делал какой-нибудь
актер.
- Раз уж ты не спрашиваешь о ней, могу сказать, что моей матери не
причинено никакого вреда и она пребывает в своих апартаментах со всеми
удобствами, какие я только мог ей предоставить.
- Зачем же мне спрашивать о ней, принц, если вы утверждаете, что я
воспользовался ею лишь как средствам захватить трон? А что до удобств,
принц, думаю, она вряд ли их заметила.
Он так шарахнул кулаком по столу, что разбрызгалась вода из винной
чаши.
- Завтра, - проскрежетал он, - ты с моим кортежем отправишься в храм.
Люди ожидают тебя там увидеть. Тебя будут охранять, будут и жрецы на
случай, если ты попытаешься применить колдовство. После церемонии ты
дождешься заката, и эскорт проводит тебя из Бар-Айбитни.
- Хорошо, - ответил я, - одним днем больше, одним меньше, какая
разница?
- Ты говоришь так, как будто завтра наступит конец света, - сказал он
едко. - Уверяю тебя, не наступит, несмотря на все твои грязные колдовские
трюки.
Лампа светила очень тускло, и в комнате было почти темно. Внезапно он
вздрогнул, затем подошел ко мне и положил руку мне на плечо.
- Вазкор, - сказал он очень мягко, - эта вражда смешна. Если ты
поклянешься своими богами, что ничего не замышлял против меня...
Я посмотрел ему в глаза и сказал:
- Хватит с меня твоего царства, Сорем. А богов у меня нет. Поступай
как хочешь.
Его глаза затуманились, он схватился за мое плечо, как будто не мог
устоять на ногах, затем пошел к двери. Но я уже видел то, что по слепоте
своей не мог увидеть раньше - думаю, потому что не хотел.
- Много лет я буду сожалеть о том, что ты не дал клятвы и не очистил
себя от подозрений, - сказал он.
Он постучал в дверь, и его выпустили.
Я закрепил последний колок на виоле. Где-то пели соловьи, но даже от
соловьев можно устать.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОБЛАКО

1
Наступило утро, и в комнату налетели мухи, разбудив меня своим
жужжанием. Они бились об оконные стекла за решеткой, ползали по столу -
штук десять или двенадцать, а может, и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125