Но внутрь тюрьмы Шаваша не пустили. Четвертый по счету охранник
порылся в корзинке, выбрал себе лепешку и сказал:
- Не нужна уже Лоне твоя корзинка. Слышал переполох во дворе? Это
приехал сам государев наставник, господин Андарз. Он, оказывается, был
знаком с покойником. Судья так и обмер. Сейчас его угощают чаем в Розовом
Павильоне, а потом, конечно, сразу вызовут Лоню с товарищами на допрос: не
дважды же ездить в наше заведение императорскому наставнику!
- Что же, - сказал Шаваш, - и допрашивать их будут в Розовом
Павильоне?
- Ради такого случая, - сообщил стражник, - велено вести в
Черепаховый Зал.
И забрал из корзинки еще лепешку.
Шаваш вынул из рукава розовую бумажку и протянул стражнику.
- Чего мне тут сидеть? Отдайте корзинку Лоне, если он вернется, а? А
я пойду.
Шаваш, однако, никуда не пошел из тюремного двора, как сделал бы на
его месте всякий разумный человек, торопясь покинуть это место подозрения
и скорби. Едва каменный угол коридора укрыл его от взора стражника, Шаваш
остановился, поплевал на руки и, - просочился через не забранную решеткой
отдушину около пола, которую он еще раньше приметил. Не то что взрослому
человеку, но и крупной собаке было б невозможно пролезть сквозь эту
отдушину. Но Шаваш, как мы уже упоминали, был не человек, а так - огрызок.
В казенном саду Шаваш остановился, обдумывая дальнейший план
действий. Шаваш не знал, сколько времени полагается угощать императорского
наставника чаем, но подумал, что это дело займет у судьи все время до
третьей дневной стражи.
За стеной, покрытой синей глазурованной черепицей и увитой
виноградом, начинались длинные кровли и башенки парадной части управы.
Виноградные плети оборвались бы под тяжестью взрослого человека, но Шаваша
должны были выдержать.
Шаваш взобрался на стену, прокрался по синему ее коньку и перескочил
на толстую черепичную крышу управы. Миг - и вот он уже пробежал по кровле
крытой дороги, еще миг, - и вот он уже над крышей главного зала. Шаваш лег
на кровлю и тихо-тихо вытащил несколько черепиц. За черепицами начиналась
вата, - Шаваш вытащил и ее. Шаваш просунул голову вниз и увидел толстые,
как ананас, балки. Снизу к ним были прибиты тоненькие доски потолка. Между
плоской черепичной кровлей, подбитой ватой, и потолком оставалось
пространство в локоть высотой. Шавашу этого было вполне достаточно. Он
влез внутрь, задвинул, как мог, за собой черепицу и ужом пополз по
серединной балке. Скоро он дополз до перекрестка балок, как раз поверх
стены Черепаховой Залы, отыскал место, где из потолка выпал сучок, и
вытаращил внутрь любопытный глазок. Шаваш хорошо знал устройство здешних
покоев, потому что трижды его таскали сюда как свидетеля, а однажды даже
что-то пытались приписать.
Суд только начинался.
Господин судья, в желтом платье с квадратным воротником, расшитом
ветвями и пятилистниками, восседал на возвышении. Поверх головы судьи
травяным письмом было написано красивое изречение: "Если суды в
государстве устроены ненадлежащим образом, государство перестает быть
государством". Двое писцов сидели на циновках, а молодой помощник судьи,
которого Шаваш видел на ступенях управы, почтительно стоял справа от
кресла. Слева от кресла стояла статуя государя с головой мангусты. Эта
статуя обладали удивительным свойством: в присутствии статуи даже самые
закоренелые преступники говорили только правду. Самому Шавашу трижды
приходилось при ней лгать, но это только потому, что у него был с собой
талисман "идака", специально чтобы лгать на суде.
Самого императора Шаваш видел только один раз, в прошлом году, как
раз на Новый Год. Тогда на красных улицах построили большой мост, чтобы
все могли видеть Государя, а Шаваш, боясь, что его задавят, залез с ночи
на длинный тополь. Император шествовал, окруженный львами, козами,
собаками, лисами, оленями с золочеными рожками, и такими животными,
которых Шаваш никогда и не видел, и которые водятся только по краям земли
и в императорском саду. Львы трясли головой, рвались с золоченых поводков,
- слуги из императорского зверинца мотались за ними, как дым из печки. Сам
император был в рисовой маске, и в его белой одежде не было ни единого
шва, подобно тому как в законах империи не было ни одного зазора: впрочем,
насчет швов Шаваш издалека не мог ничего сказать путного. Государь и люди
из его свиты бросали в народ деньги и билетики государственной лотереи.
Пять лет назад такой вот праздничный мост обвалился: пострадало сто
сорок человек императорской свиты, одна золоторогая коза и народ под
мостом, но в этот раз никаких происшествий не было.
На следующий день Шаваш срезал на рынке кошелек и вдруг почувствовал
угрызения совести. "Даже бессмысленный зверь, овца и павлин, - подумал он,
- слушаются императора, а я вот нарушаю закон!" Но кошелек все-таки
срезал.
Тем временем в зал вошел господин Андарз. Господину Андарзу было
немного за сорок. Это был человек очень красивый, худощавый, с приятным
лицом цвета топленого молока, и с проницательными серыми глазами, формой
напоминающими персиковую косточку. Руки его были несколько тонки в
запястьях, и кончики длинных и узких пальцев были выкрашены хной. Шелковое
платье Андарза было расшито павлинами и единорогами, и из-под платья
виднелись кончики сапог, украшенных серебряными ирисами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17