крали из государственного цеха
материал и в запретное время делали черти знает что.
Те, кто вверху, подпали под плети и в тюрьму, а Лоня оправдался по
способу Бажара, то есть взяткой, однако остался без занятия и без денег.
Теперь уже не было разговора о том, чтобы выкупить девицу: каждый вечер он
являлся к ней, пьяный и с дружками, охаживал плеткой и требовал денег: та
давала, сколько могла.
Вчера вечером, по словам Тимы, Лоня явился к ней пьяный выше глаз, с
приятелями, с пузатым кошельком, и с двумя перстнями, и с золотым
погребальным бубенчиком. Девицы перепугались, а мужчины захохотали и
сказали, что это они так нашли. Перстень Лоня тут же надел на Тиму, а
золотой бубенчик побежали с утра закладывать в ссудную лавку: там-то, в
лавке, их и взяли.
- Иииии, - заливалась девица, - так я и знала, что он человека убил!
Пьяная кочерыжка!
- Почему убил? - спросил Шаваш.
- За храмом Исии-ратуфы сегодня нашли человека! Пришел чиновник,
опознал убитого, описал вещи при нем: как раз этот бубенчик и перстни.
- А куда, - спросил Шаваш, - повели Лоню?
- В десятую управу.
И рыженькая девица опять заплакала.
- Вот беда-то, - сказала она, успокоившись, - я ему корзинку собрала,
а хозяйка меня не пускает: мол, сейчас клиенты пойдут!
Шаваш задумался.
- А что ты мне дашь, если я отнесу корзинку?
- Розовую дам.
- Две розовых, - сказал Шаваш.
- Экий ты жадный, - сказала девица.
- Я не жадный, я голодный, - ответил Шаваш.

За распахнутыми воротами Десятой Управы сверкал белый мощеный двор, и
лаковые с желтыми ободками колонны бежали наверх, наверх, мимо статуи
Парчового Бужвы к бронзовым, украшенным вставшими на хвосты драконами
дверям. Красный полотняный навес трепетал над дальней половиной двора,
защищая от яркого осеннего солнца писцов с дощечками и многочисленных
посетителей, диктовавших им жалобы. Труп был выставлен для опознания перед
статуей: зевак было больше, чем мух в свинарнике. Шаваш заметил в толпе
пятерых людей с укрепленной на шапке красной бумажной полосой. На полосе
было написано "прошу справедливости", Это были просители, одетые так,
чтобы судья их сразу увидел.
Вдруг запели флейты, засвистел губной гребешок: под тройною аркой
ворот показался красный паланкин, украшенный почетными венками. С боков
паланкин был обшит парчовыми звездами, впереди бежали чиновники с палками,
разгоняя народ. Из паланкина вышел высокий человек в длинном платье
дворцовых сановников, прошествовал, в сопровождении слуг, к деревянному
лотку с трупом; упал на землю и горестно зарыдал.
- Императорский наставник Андарз, - прошептал кто-то рядом с Шавашем.
Шаваш раскрыл рот и стал смотреть. С мраморных ступеней управы
поспешно сошел судья, лег на землю рядом и завопил от уважения к гостю.
Они проплакали столько времени, сколько надо, чтобы сварился горшок каши.
Потом во двор спустился молодой чиновник в белой пятисторонней шапке,
поклонился и произнес:
- Пожалуйте внутрь!
Шаваш смотрел на императорского наставника завороженно. Господин
Андарз был стихотворцем и колдуном: одержал победу над западными
варварами, засыпав их пылающими листьями; превратил одного чиновника в
выдру; и однажды, когда государь пожаловал в его сад среди зимы, по
просьбе государя устроил лето. В общем, это был человек из тех, которых
при жизни рисуют с двумя зрачками, а стихи его пели во всех харчевнях даже
тогда, когда государыня Касия сослала его к ледяным горам.
Между тем Андарз и судья кончили плакать. Императорский наставник
встал и брезгливо отряхнул песок с рукавов. Андарз и судья поднялись по
мраморным ступеням; бронзовые двери закрылись. Из-за поднявшейся суматохи
судья так и не подошел к просителям, несмотря на то, что красные полосы на
шапках были очень заметны.
Шаваш подумал и пошел прочь из толпы. Через минуту он стоял с другой
стороны управы, в маленьком загончике перед стеной, за которой держали
преступников. В загончике скучало двое стражников. Один из стражников
отобрал у Шаваша корзинку и сказал:
- Куда лезешь, мизинчик!
Мизинчиками называли детей, принадлежавших крупным шайкам: те носили
в тюрьму корзинки, продавали краденое, а также, по распространившейся
моде, большие люди в шайках употребляли их вместо женщин.
- Какой же это мизинчик, - возразил другой стражник. - Это
Шаваш-сам-по-себе! Его сам Свиной Зуб приглашал в свое товарищество, а
Шаваш отказался. "Я, мол, сам по себе". Свиной Зуб велел его не трогать...
И стражник покачал головой, сильно удивляясь причуде Свиного Зуба.
- Что тебе нужно? - спросил он.
Шаваш объяснил стражникам свое дело, они взяли из его корзинки
лепешку побольше и пустили его к Лоне-Фазаненку.
- Неудачный человек Лоня, - сказал старый стражник. - Это же надо
так: убить, а наутро попасться. Ты вот, Шаваш, когда-нибудь слышал, чтобы
человек схватили наутро после убийства?
- Нет, - сказал Шаваш, - я никогда не слышал, чтобы человека схватили
наутро после убийства.
Стражник покачал головой и добавил:
- Воистину, когда человеку суждены неудачи, то даже приобретение
богатства ведет к несчастью.
За стеной начинался маленький садик. В садике рос кактус агава,
символизировавший колючее преступление, и морковка для кролика госпожи
супруги судьи. За грядкой с морковкой начинался крытый каменный проход, с
двумя стражами у входа и выхода, а в конце прохода начиналась собственно
тюрьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17