На стенах был изображен лес с дикими животными. Главную лестницу охраняли бронзовые кабан и медведь. Над медной крышей возвышался свод, который украшал, сверкая позолотой под закатным солнцем, орел с распростертыми крыльями.
Миновав переднюю, гости вошли в большую комнату с мраморными колоннами, фресками с изображением четырех времен года, мозаичным полом с колесницами. Верхний ряд окон был погружен в темноту, но масляные лампы и восковые свечи давали достаточно света. Плавно двигались слуги, они наполняли кубки вином и предлагали сладости. Из угла раздавались звуки флейты и арфы.
Там было всего несколько человек, скромно одетых. Они восседали на стульях, словно председательствовали в государственном учреждении, тем не менее вели себя очень непринужденно. Когда гости вошли, большой, темно-рыжий мужчина с грубыми чертами лица поднял руку.
— Приветствую вас, — сказал он. На латыни он говорил свободно, с легким южнобританским акцентом. — Я — Гай Валерий Грациллоний, центурион Второго легиона, префект Рима и… — он улыбнулся, — король Иса. Я готов вас выслушать и ответить на вопросы. Чувствуйте себя свободно. Обратно вас проводят.
Он представил остальных. Двух женщин, двух из печально известных девяти его жен. Среднего возраста, не красавицы, но при разговоре в уме и искренности они не уступали мужчинам. Присутствовали также двое мужчин, жителей Иса — старый ученый и глава торговой палаты. Довольно молодой редонец — стройный, с пронзительным взглядом, с раздвоенной бородой и шрамом на щеке — недавно приехал из Ибернии; Олус сразу запомнил его имя — Руфиний, поскольку в последнее время оно стало знаменитым. С ним был юноше чуть старше Олуса, вызывающе облаченный в шотландский килт и желто-оранжевую рубашку, скрепленную у шеи овальной брошью.
— Садитесь, — сказал Грациллоний. — Пейте. Вы не на сцене, и здесь не симпозиум. Верно, Бодилис? Скажите, капитан Карса, как прошло путешествие?
Он обладал даром создавать непринужденную обстановку, хотя Олус подозревал, что когда он управлял, то не чурался брани и провинившиеся дрожали перед ним от страха. В скором времени гости почувствовали себя свободно и разговаривали друг с другом. Грациллоний расспросил Тиберия об обстановке на юге. Олус, который прекрасно ее знал, разговаривал с Томмалтахом.
На латыни скотт говорил напевно, но с трудом. Несмотря на то что дома ему приходилось сражаться, несмотря на то что он был язычником и малограмотным, он так оживился, что Олус снова почувствовал себя ребенком. Хотя Томмалтах его не опекал.
— Тебе понравятся девушки Иса, Карса, — засмеялся он, бросив испытывающий взгляд на пышущего здоровьем Олуса, на его широкое лицо с прямым носом, вьющиеся темные волосы. — Ты сможешь удрать? Охотиться лучше вдвоем. Ты же понимаешь, я говорю не о каких-нибудь дешевых проститутках, хотя в Исе их в изобилии. Я имею в виду крепких служанок, которые надеются когда-нибудь выйти замуж, но, если ты им понравишься, они будут не прочь с тобой поразвлечься. Они обычно прогуливаются парами…
Римлянин с трудом сдержался, чтобы не покраснеть.
— Какое-то время вы будете жить здесь, — сказал Томмалтах. — Мой друг Руфиний все устроит. У него доброе сердце. Твой отец будет счастлив, если ты его правильно попросишь. — Он стал серьезнее. — Ты получишь не только удовольствие. Но и о-бра-зо-ва-ни-е. Ты узнаешь, какие здесь люди, увидишь чудеса, волшебство…
Он замолчал и обернулся. В зале наступила тишина. Вошла девушка, невероятно красивая.
В белом одеянии, в венке из цветущих яблоневых веток, из-под которого струились янтарные волосы, она подошла к Грациллонию и быстро заговорила по-исански. Потом, оглядев собравшихся, произнесла на безукоризненной латыни:
— Отец, почему ты не сказал, что ждешь гостей? Я бы раньше закончила службу в храме.
Король широко улыбнулся.
— Я не думал, что ты захочешь провести этот вечер с нами, дорогая. Разве ты не должна быть с Малдунилис?
— О, она только и делает, что лежит и ест засахаренные фрукты. Я должна иметь свой дом. — Девушка поправила платье, подняла руку и громко сказала: — Приветствую вас, достопочтенные господа. Боги смотрят на вас с любовью.
— Моя дочь Дахут, — объявил Грациллоний. — Капитан Метелл Карса, только что прибыл из Бурдигалы. Его сын… Олус. Кажется, с Томмалтахом из Муму ты тоже раньше не встречалась. Могла, но не представлялось случая.
Дахут вежливо улыбнулась. Грациллоний рассмеялся.
— Чего же ты ждешь, шалунья? Согрей своим присутствием сердца молодых людей.
Дахут опустила глаза, потом подняла их и с притворной застенчивостью осталась со взрослыми. Однако в скором времени она оказалась в углу и весело болтала с Томмалтахом и Карса.
II
Наступило лето. На западе у горизонта сгустились тучи, над сияющей гладью моря плыли бело-голубые облака. Ис сверкал, как бриллиант. Среди древних валунов зеленела отвергнутая ими мягкая трава. К востоку тянулись возвышенности, так густо покрытые деревьями, что за ними было не видно домов. Между ними простиралась молчаливая цветущая долина. В теплом воздухе пахло землей, травой, цветами. Над клевером жужжали пчелы.
Во дворе Священной Земли боролись двое мужчин. В полном боевом снаряжении римлян они, кружа, наносили осторожные удары, защищаясь щитом или отражая их мечом, иногда, в порыве ярости, сцепляясь друг с другом. Из-под подкованных сапог летели игры. Они то сходились, то расходились, то снова осторожно сходились, тяжело дыша. Пот струился по лицам и застилал глаза. Под солнцем металлические доспехи сверкали, как огонь.
На Церемониальной дороге появился рыбак Маэлох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116